АЙ ЗАПЕЧКИН (АБСУРД-ИСТОРИЯ)

АЙ ЗАПЕЧКИН (АБСУРД-ИСТОРИЯ)

«… Идет она и спит. И видит сон, будто идет к ней навстречу Лев Толстой и в руках ночной горшок держит. Она его спрашивает: «Что же это такое?» А он показывает ей пальцем на горшок и говорит: «Вот, – говорит, – тут я кое-что наделал, и теперь несу всему свету показывать. Пусть, – говорит, – все смотрят…»
«Судьба жены профессора»
ДАНИИЛ ХАРМС- классик русского абсурда

ГЛАВА I
ПОЯВЛЕНИЕ НЕКТО
Эта рядовая история произошла в городе Попугайске на голубой планете Земля. Почему Попугайск? До ледникового периода, как утверждают местные краеведы, здесь были влажные, густые и высокие, до самых звезд, леса. А в них обитало много-премного всяких – больших, средних и маленьких – диких попугаев. Жители города говорят: «Попугайск – от слова «пугать». Здесь в порядке вещей пульнуть из гранатомета в дом, если на стук или звонок долго не выходит хозяин. Местные бандиты и директора передвигаются по улицам на танках...
В общем, было обычное утро для г. Попугайска. Лягушки куковали, кукушки квакали, кошки лаяли, собаки мяукали, соловьи хрюкали, ну а свиньи… Да, да, да! Свиньи выводили удивительные трели... С березы упал перезревший банан. С баобаба слетел уж. Он несколько раз вяло клюнул кашицу разбившегося плода, недовольно шлепнул хвостом оземь, расправил большие и сильные крылья. Взмыл в красную высь.
И тут НЕКТО свалился с Луны на крышу ветхого домика в конце тихой и маленькой улочки г. Попугайска. Крыша не выдержала массы Некто, и он, ее проломив, упал на печь. С печи шлепнулся за печь.
Маленькая горбатая старушка, испугавшись грохота и появления Некто, сразу же чокнулась. Она, выпучив глаза, истошно заорала: «А-а-й! А-а-й!» и снова «А-а-й! А-а-й!» – показывая на Некто кривым, заскорузлым пальцем продолжала: «А-а-й! За печкой! За-а-а печкой!!!».
Схватив самое ценное в своем домике – групповой портрет двенадцати неродившихся детей, – она понеслась молодой, не знавшей быка, коровой по тихой и маленькой улочке. Ломая густые двухметровые заросли цветущей крапивы, маленькая горбатая старушка продолжала вопить: «А-а-й! За печкой!!!».
Вопли удалялись, удалялись и удалились. Пришла подозрительная ТИ-ШИ-НА! Чокнутую маленькую и горбатую старушку на тихой и маленькой улочке больше никто не видел.
Минут девять спустя у домика с проломленной крышей скучковались обитатели тихой и маленькой улочки: семь масеньких горбатых старушек и шесть лысых хромых старичков.
– Ты КТО БУШЬ?– спросили они хором у Некто, вылезающего из-за печи.
– Ай Запечкин! – ответил Некто и почесал ушибленный зад.
– А-а-а! Ай Запечкин! – почесав горбик, сообразила одна из старушек, – ОН БУД ТРИНАДЦАТОЙ НЕНАРОДИВШИЙСЯ РЕБЯТЁНОК ХОЗЯКИ ЭНТОГО ДОМУ...
Так Некто стал Ай Запечкиным, или АЗОМ.

ГЛАВА 2.
ОБИТАТЕЛИ ТИХОЙ И МАЛЕНЬКОЙ УЛОЧКИ
Стал жить-поживать Ай Запечкин на тихой и маленькой улочке в ветхом домике с проломленной крышей. Жить-поживать, все, что шевелится поедать: жучков, паучков, червячков, мух и прочие вкусности.
На Луне он ходил в апельсиново-банановом. Здесь же, на тихой и маленькой улочке, Ай в теплую пору ходил полностью голым, иногда надевал галоши. В холодное время – шубу и валенки. Когда он фланировал по улочке, семеро малюсеньких горбатых старушек и шестеро лысых хромых старичков пристально наблюдали за ним через щели в заборах. Старушки томно вздыхали: «А он АПЕТИТНОЙ! КРЕМ-БРЮЛЯ!».
В один из понедельников АЗ решил сходить в гости, сделать визит вежливости, а заодно и отобедать у самой малюсенькой и самой горбатенькой старушенции. Пообедал он сытно, выпил, а потом соблазнила старушка его своим горбиком. Ушлая была. Не зря же она, втихаря от своего лысого и хромого старичка, почитывала эротические романы и молилась на «Камасутру». Впрочем, все старушки ЭНТО почитывали и ЭНТОМУ молились. Их же половинки-муженьки-старички в обеденное время, прихватив с собою длинные бамбуковые удочки и по пузырю тормозной жидкости, ковыляли в темный лес на укромную поляну. Там они втайне от своих жен – малюсеньких горбатых старушек – пили тормозную жидкость и пели блатные куплеты, обменивались порнооткрыктками, прихрамывая, волочились за женой и дочками Лешего, горячо спорили о том, есть ли жизнь на Луне.
Ай Запечкин стал обедать у всех семерых горбатых прелестниц.
У одной в понедельник, у другой во вторник... у седьмой в воскресенье. И любил каждую из них, как горбатую старушку. Они ему отвечали тем же.
Когда он у горбатых прелестниц кушал устриц, омаров, крабов... запивая птичьим молоком, они говаривали: «КУНШАЙ, ЗМИЙ, ЖРИ. УСЁ С ГРЯДКИ, ЕНШО У РОСЕ…». И, тяжко вздохнув, задавали два вопроса: «КОГДА ТЫ Ж, АЗ, НА МНЕ Ж ОБЖЕНИШЬСИ?» и «КОГДА Ж ТЫ ПОНАЧНЁШЬ БАБКИ ЗАКАЛАЧИВАТЬ, ЗАБОРУ ГОРОДИТЬ?».
Он, Запечкин, хмуро насупившись на устриц, омаров, крабов… с птичьим молоком, громко молчал. Сладко зевнув, отвечал: «Когда челдобреком стану. Вот!».
Все время, пока Ай Запечкин жил в городе Попугайске на маленькой и тихой улочке, он в огороде рыл яму для всего мусора тихой и маленькой улочки. Он хотел собрать весь хлам: консервные банки, пластмассовые бутылки, битое стекло, сломанные игрушки, золотые украшения… и ссыпать в свою яму.
Как-то роет Ай в огороде яму для мусора. Подходит лысый, хромой старичок-муж понедельниковой старушки и говорит: «ПРОГЛОТНУЛ В ОБЕДУ СУРЬЁЗНУЮ КНИЖЕНЦИЮ «АНЖЕЛА И СУЛТАНУС». На голове у старичка чалма из женских колготок, в нее воткнуто петушиное перо. Рядом с ним ШОБЛО рыжих кур.
– Где петух? – спрашивает АЗ.
– ПРГЛОТНУЛ вместе с КНИЖЕНЦИЕЙ. ТЕПЕРЯ Я ПЕНТУХ по имени МУЖКУР! Ку-ка-реку! – пропел старичок три раза.
– Тебе ЭНТО к чалме, МУЖКУР, – подбодрил Запечкин.
– К чалме, к чалме. МУЖКУРУ к чалме, – поддакнул старичок. Помолчал громко минуты три лысый и хромой МУЖКУР и спрашивает у Айя:
– А КОНМУ ТЫ ЯМУС РОЕШЬ?
И так целую неделю, потом вторую… седьмую. Сначала половинки прелест¬ных горбуний судачат о высоком, о вечном и прекрасном, а потом хрясь! – пошлый каверзный вопросец: «А КОНМУ ТЫ ЯМУС РОЕШЬ???».
По воскресеньям обычно к забору приходил индюк. У воскресной малюсенькой горбуньи не было лысого и хромого старичка. Был индюк. Он важно приближался к забору и долго с презрением глядел на АЗа, роющего яму для всего мусора тихой и маленькой улочки. Постояв с час, не торопясь, важно уходил.
Рыл, рыл и вырыл АЗ большую-пребольшую яму. Перетаскал в нее весь мусор, посолил его, поперчил, уксуса с лавровым листом добавил и замуровал. Стало чисто и опрятно на тихой и маленькой улочке. Только вот скучно. Да и старушки со старичками достали своими вопросами. Поскучал-поскучал Ай Запечкин и поменял свой домик с проломленной крышей на чистой, тихой и маленькой улочке на домик без окон и дверей (в него надо было лазить через печную трубу) на большой, шумной и грязной улице. На ней жили двадцать пять больших, угрюмых старух и двенадцать глухих, слепых, однозубых старичков и один или одна, или одно с электрочайником вместо головы. Оно с чайником посоветовало АЗу взять справку у директора всех директоров г. Попугайска о том, что он, Ай Запечкин, челдобрек.
«Ибо, ЧЕЛДОБРЕК звучит модно!» – добавило оно с чайником.

ГЛАВА 3.
ДИРЕКТОРА

АЗ решил стать челдобреком. Для этого надо было взять справку у директоров. Дом директоров глыба о …надцати этажах серо-буро-козявчатого тона. На первом этаже дома сеть маленьких магазинчиков и кафешек, иначе говоря «забегаловок». В магазинчиках можно было купить все: начиная с бутылки уксуса и заканчивая резиновой надувной, в полный директорский рост, куклой Барби.
АЗ по мраморной лестнице поднялся на второй этаж. Тут бегали туда-сюда, сюда-туда, туда-сюда большие, средние и маленькие директора с разноцветными папочками в пухлых, холеных руках. Тренькали сотовые телефоны.
Запечкин спросил у вахтера:
– Мне надо получить справку, что я челдобрек.
– Увы, директора пьют КОФИЙ. Подойдите через 21 минуту…
– Куда?
– Ко мне!
– Хорошо. Можно погулять?
– Да!
Запечкин шел по длинному коридору, читал таблички на дверях: «Большой директор по охране окружающей челдобреков среде», «Средний директор по защите баобабов», «Маленький директор по домашним тараканам»…
У Айя разболелась голова от обилия дверей, табличек и бесконечного коридора. Он вернулся обратно к вахтеру.
– Ну как? Кофий попили?
– Они решили по второй чашечке пропустить. Подойдите через 21 минуту.
– Можно посидеть рядом с вами?
– Нет! Ждите на улице!
АЗ ходил к директорам на протяжении года. Они все время были при деле: то кофий пьют, то в прятки играют, то кроссворды разгадывают, то любовью занимаются, курят кальян, пьют сто грамм, сплетничают, вышивают «крестиком», рисуют чертиков, отмечают чьи-нибудь именины, например Александра Македонского…
В общем, постоянно заняты, постоянно при деле.
Зашел в очередной раз АЗ в дом директоров, а там: тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Спрашивает Запечкин у вахтера:
– Что, директора гвозди в стены заколачивают?
– Нет. Они «козла» забивают. Подойдите через 21 минуту.
АЗ появился через 21 минуту, секунда в секунду.
– Ну как? «Козла» забили? Ножки и рожки остались?
– Нет, осталась только «рыба», но ее никто не хочет есть. Вы будете?
– Нет. Я только что курил цейлонский чай.
– А-а, зря! Она фаршированная…
– Директора свободны?
– Нет! Они сейчас аквариумных рыбок кормят. Подойди через 21 минуту…
Не выдержал АЗ – решил пойти к самому большому директору – директору всех директоров г. Попугайска. В лифт его не пустили. Он поднимался на поднебесный этаж трое суток. Добро, что прихватил с собой сухари и квас.
На поднебесном этаже стояла гулкая ТИШИНА. АЗ тыкался в многочисленные двери. Многие были наглухо закрыты. Открыв одну, он увидел в мягком кожаном кресле чучело осла, в другом кабинете кресло занимало чучело хамелеона, а в третьем – павлина…
К закату зеленого солнца АЗ нашел-таки кабинет самого большого директора – директора всех директоров г. Попугайска. Тот сидел в самом большом, самом кожаном и самом мягком кресле и пускал мыльные пузыри. Когда получался большой радужный пузырь, он поросенком визжал от восторга. Заметив АЗа, директор скис.
– Мне нужна справка, что я челдобрек!
Пускатель пузырей небрежно указал большим пальцем руки на стену за собой. На ней Запечкин увидел большой портрет пускателя мыльных пузырей. Самый большой директор на картине ехидно щурил глазки и показывал огромный кукиш.
– Мне нужна справка, что я челдобрек! – повторил АЗ.
Хозяин кабинета, взобравшись на длинный зеркальный, в виде буквы «Г», стол, сделал стойку на голове. Бесновато дрыгая короткими толстыми ножками, он, видимо, пытался снять штаны и что-то показать.
АЗ подумал: «Штаны легче снимаются стоя на ногах».
Директор всех директоров пыхтел, кряхтел, потел, но штаны почему-то не снимались.
Запечкину это надоело, и он сказал фразу, которая ему самому до конца не была понятна: «ИНДИ У СЕНИ И ОПРАСТАЙ ЧАПЛАШКУ!».
Пускатель мыльных пузырей с грохотом свалился со стола, потер свой широкий, толстый, чугунный зад и тихо на цыпочках вышел вон, за дверь.
Через шесть секунд в кабинет ворвалась толпа вооруженных челдобреков в черном. Они быстро связали АЗа, сунули ему в рот большой кляп и, пиная, поволокли к лифту.

ГЛАВА 4.
НАПОЛЕОНЫ

АЗа втолкнули в маленькую, затхлую, пахнущую чесноком тюремную камеру. На нарах сидел тощий мужичок, подстриженный под горшок, с длинным острым носом и томными бархатными очами. Он, чавкая, трескал сало с чесноком. Ай, охая от побоев, сел на свободные нары.
– Вас за что посадили? – спросил он у длинноносого.
Тот, не обращая внимания на АЗа, молча ел сало. Подкрепившись, мужичок икнул, встал и гоголем прошелся по камере. Игриво глянул на АЗа.
«Наверно, «оно»?!» – подумал Запечкин и спросил:
– Вас за что посадили?
– Шо? Шо? Шо?
– Я говорю, за что посадили?
– А-а-а! Я! Я сжег вторую часть компромата. Теперь вот посадили и заставляют заново писать. Когда начинаю отказываться, больно щелкают по носу и сало не дают.
– А без сала вы не можете?
– Шо? Шо? Шо?
– Я говорю, сало любите!
– А-а-а! Если сало не будешь трескать, то деградируешь и станешь Иваном-дураком. Будешь потом щи с тараканами лаптем хлебать…
– Я об этом не знал.
– Шо? Шо? Шо?
– Не знал я об этом.
– Все-е-е!!! – рыкнул салоед. – Я! Я буду писать компромат-2. Для всех я умер до семи утра… – мужичок, ковыряясь в носу, несколько раз важно прошелся по камере. Сел за грубый, сколоченный из досок стол, макнул нос в чернильницу и стал живо писать. Он творил с вечера до утра, время от времени подкрепляя себя салом с чесноком. На АЗа он не обращал ни малейшего внимания.
В начале восьмого утра за Ай Запечкиным пришел маленький толстенький сержант в мундире Наполеона. Он привел заключенного в крохотную комнатку с плесенью на стенах и паутиной в углах. Там их ждали еще два маленьких толстеньких сержанта в мундире Наполеона. Втроем они стали допрашивать АЗа.
Наполеон I:
– Признавайся, ты, нечелдобрековская морда, украл красную перламутровую пуговицу у госпожи Я?
– Зачем она мне? Одна, красная и перламутровая? Я же не ворона!
Наполеон II:
– Это ты, лунобрековское рыло, выкопал трехтысячелетний баобаб в огороде у господина Ж. И посадил в своем саду?
– Зачем мне баобаб? Я люблю березовые бананы!
Наполеон III:
– Это ты увел со двора господ Г. мамонтенка?
– Нет! Не я! Ни пуговица, ни баобаб, ни мамонтенок не имеют ко мне никакого отношения.
– Не признаешь себя виновным??? – хором зло спросили Наполеоны.
– Нет! – твердо ответил АЗ.
Сержанты в мундирах Наполеона несколько часов били Айя по всем частям тела.
Эти допросы продолжались с месяц.
В одно прекрасное солнечное утро АЗа, голого, переливающегося всеми оттенками радуги от синяков, три Наполеона втолкнули в комнату побольше и посветлее прежней.
Там его радушно встретил малюсенький, плюгавенький и лысенький старший сержант в куцем пиджачке и кепочке. Он с интересом глядел на Запечкина, потирал ручки, суетливо пощипывал свою козлиную бородку.
– Что, батенька, не сознаетесь в ГЕХАХ?
– Не было грехов, – с трудом ответил АЗ.
– Вы мне НЬЯВИТЕСЬ. Я вам помогу. Вы кем хотите быть? ДИЕКТООМ кладбища или ДИЕКТООМ ЗАГСа?
– Я хочу быть челдобреком, – тихо, устало произнес Ай.
– ХООШО, ХООШО, батенька! Будете ДИЕКТООМ бани. Но, милейший, надо обследоваться у СДОХТОА. Вот вам НАПАВЛЕНИЦЕ…

ГЛАВА 5.
СДОХТОРА

АЗ пришел к сдохтору по мозгам. Тот пристально поглядел на Запечкина. Так обычно оценивают сдохтора по мозгам слабоумных больных.
– На что жалуемся?
– Мне надо проверить мозги. Хочу быть челдобреком.
– Челдобрек – звучит модно! Присаживайтесь. Будет немного больно. Типа комариного укуса.
Ай залез в большое, неудобное кресло.
Сдохтор взял бутылочный штопор и открывалку. Вкрутил в темечко Аза штопор, поддел открывашкой – готово! Достал мозги. Несколько раз их подкинул вверх мячиком. Помял, словно тесто. Понюхал, попробовал на вкус. Задумался. Поскреб яйцевидную голову и изрек: – Если ваши мозги вывернуть наизнанку и положить в черепную коробочку набекрень, то вы станете челдобреком…
– Но шляпа, вывернутая наизнанку, не смотрится даже в коробочке от нее, – ответил Запечкин.
– Если хотите стать челдобреком, придется это сделать.
– Не хочу. Это не эстетично – шляпа наизнанку, даже в коробочке.
– Не хочешь быть челдобреком? Вали отсюда!
– Валю, – АЗ, пошатываясь, вышел от сдохтора по мозгам. У него жутко заболел пятый зуб мудрости.
Он заглянул к сдохтору по зубам.
– Сдохтор, у меня зуб бо-бо, болит!
– Не зуб бо-бо, а бивень, – поправил тот. – Надо поставить вам большую клизму.
После клизмы сдохтор наложил Запечкину гипс на левую ногу и втридорога продал старые покоцанные костыли. Один из них был деревянным, другой – поменьше и потяжелее – металлическим.
– Сдохтор, но у меня зуб бо-бо, болит!
– Не зуб бо-бо, а бивень!
– Зачем клизма? Зачем гипс и костыли?
– В челдобреке все взаимосвязано. Челдобрек един! Бо-бо бивень, надо ставить гипс на ногу. Болит ухо – надо вырезать аппендицит…
– Странно! – был озадачен АЗ. – На Луне все не так.
– Хе-хе-хе! Я думаю, что не так. Лунабреки же по луне вниз головой ходят…
Запечкин еле-еле ковылял домой на костылях. У него нестерпимо ныли все пять зубов-бивней мудрости…

ГЛАВА 6.
АЗ ВЛЮБИЛСЯ

Выбираться через печную трубу домика, что на большой, шумной и грязной улице, было неудобно, но АЗ привык. Вылезая, он высунул из трубы перепачканную в саже голову и ошалел. Рядом с домиком проходила весьма хорошенькая девушка. Услышав грустный вздох, она повернула гордую, аккуратную головку в сторону АЗа. Увидав Запечкина в саже, она по-жабьи выпучила глаза, остолбенела. Три секунды спустя выкрикнула:
– Ч-ч-ч-черт!
Истошно, хрипло горланя «ура», сиганула в высокие заросли кактусов. «Ура» она видимо орала, чтобы меньше бояться самой и чтоб ее боялись.
В воздухе запахло свежими фекалиями.
– Видно, того – обделалась… – с нежностью подумал АЗ о незнакомке.
Сидя на трубе дома без окон и дверей, Запечкин размышлял: «Красивые и загадочные у землянки глаза. У наших лунобречек – круглые. Тоже красивые. Снежно-белые. У марсианок тоже круглые, но побольше, чем у лунобречек, и огненно-красные. Красивые глаза у марсианок, но у незнакомки-землянки самые красивые, самые загадочные и самые зеленые… Вообще земляне-челдобреки странноватый народец. Большинство из них рождаются старичками и умирают ими. Они, как правило, горбатые, косые, хромые и жуткие зануды. Другие рождаются детьми. Они всю жизнь наивны, капризны и игривы. Но есть те, которые рождаются молодыми. Они всегда изящны, красивы, талантливы и умны. Но они, увы, редкость».
Набив курительную трубку индийским чаем, АЗ закурил: «Челдобреки делятся на ОНА, ОН и ОНО. Говорят мудрые, старые книги, что когда-то было много ОНА и ОН и мало ОНО. Теперь много ОНО и мало ОНА и ОН… Да-а-а, челдобреки порой за теплое место у костра, за красивую шкуру и аппетитный кусок жирного мяса идут на все. На низость, подлость, предательство… на убийство. Копошатся, суетятся, интригуют, слабых кусают, сильных лижут, предают друзей, спят с их женами… А жизнь коротка. Очень коротка. Стоит ли теплое место у костра, красивая шкура и жирный кусок мяса того? Лучше обратное, но не чувствовать себя потом ЧМОМ! Можно кого-то обмануть. Можно обмануть весь МИР при большом желании, но себя-то не обманешь. Себе-то ты знаешь настоящую цену… А-а-а? Да-а-а!»
Выбив пепел из трубки, Запечкин улыбнулся: «Когда я стану челдобреком, я обязательно найду эту девушку. Девушку с самыми красивыми, с самыми загадочными и самыми зелеными глазами – и женюсь на ней. У нас будет семеро детей-луночелдобреков!..».
Но тут пошел желтый дождь.
АЗ помылся под ним, сходил по малой нужде с трубы и полез в дом.
Лежа на печи, Запечкин занимался самовнушением. Он уже 175 раз себе сказал: «Я обязательно Ее найду!». Осталось повторить еще 143 раза. Потом Ай будет спать…

ГЛАВА 7.
БОЛЬШИЕ ЧЕЛДОБРЕКИ

– Вой-на! Мир-р-р! Вой-на! Мир-р-р!
Ай Запечкин от раскатистого львиного рыка, который был особенно увесист в слове «мир», проснулся. От испуга заметался на соломенном тюфяке и неуклюже шлепнулся с печи на пол.
С крыши дома без окон и дверей АЗ увидел на лугу большое скопление челдобреков. Крупный мужик в лаптях, с бородой-лопатой, стоя на пне трехстолетнего дуба, неистово бил в африканский там-там и продолжал скандировать:
– Вой-на! Мир-р-р! Вой-на! Мир-р-р! Вой-на! Мир-р-р!
Маленькая женщина, сидя у мужика на плече, умилялась, вытирала шелковым платочком слезинки. Когда орущий уставал и делал короткие передышки, она пискляво выкрикивала:
– Он – душка! Он – зайка!..
Недалеко от бородатого, на ящиках из-под пива, сидела внушительная троица. Все с красными носами. Один из троицы, в помятой шляпе и пенсне без стекол, пил мелкими глотками водку из рюмочки, закусывал кислым зеленым крыжовником. Подняв вверх указательный палец, он вяло выдавил из себя:
– Водка – бела, но краснит нос и чернит репутацию!
Дамочка с зелено-синим «фонарем» под глазом, поглаживая зачуханную болонку с глупой мордашкой, поддакнула: «Да-с-с-с!».
Третий, с пышными усами, икнул и опрокинул в себя гранчак «горькой». Закусывать не стал. Окая, начал распыляться о предназначении челдобрека на голубой планете Земля. В конце речи подытожил:
– Челдобрек – звучит модно!
Дамочка нежно чмокнула его в красный нос и пропела: «Да-а-а-с-с-с!».
Вдалеке девушка-«кровь с молоком», в расписном сарафане и с кокошником на голове, доила зеленую однорогую корову. Вокруг них наматывал круги какой-то маленький, шустренький, похожий на обезьянку, франт. Он был во фраке, цилиндре, с тросточкой. Собрав букет полевых цветов, среди которых багровел чертополох, франт ущипнул девушку за «здесь» и выдал по-французски:
– Мадамс-с, вамс-с-с икебанус-с заколбас-сить?!
– Ась? ЧО ЭНТО ТАКО? – она, пунцовея, громко загоготала.
Тут Запечкин заметил на своей большой шумной и грязной улице какого-то хипаря. Тот был в красно-желтых полосатых штанах с мотней до колен. Оранжевая кепка смотрела длинным козырьком назад. На бледном обнаженном торсе – несколько татуировок в виде восточных орнаментов. Хипарь, пританцовывая, нес на хилом плече огромный-преогромный граммофон. Из «ракуши» неслось: «…Ты целуй меня везде. Восемнадцать мне уже…».
– Ты кто, хипарь? – поинтересовался Ай.
– Хармс!
– Хармс, можно послушать вашу музыку?
– Можно. Только очень осторожно!
– А, вы, Хармс, хам-с! – заметил с улыбкой АЗ.
Хипарь отключил граммофон, шлепнул себя ладошкой по тощему заду и пропел:
– Ты целуй меня везде-е-е…
Минуту спустя он скрылся в соседнем переулке.
На лугу по-прежнему горланил мужик в лаптях:
– Вой-на! Мир-р-р! ..
Запечкину все это обрыдло. Он набил трубку китайским зеленым чаем, закурил.
У окна соседнего дома за столом сидел маленький мальчик. Он трескал из трехлитровой банки варенье и закрашивал черными чернилами квадратики в тетрадке. Малыш все делал с упряминкой, настойчиво. Пыхтел, кряхтел, сопел… АЗ долго за ним удивленно наблюдал. Карапуз-таки доел варенье и заполнил всю тетрадку черными квадратиками.
«С ног до головы в чернилах и варенье. Малюет Малевич!..» – сделал вывод АЗ, выбил из трубки пепел и залез через трубу в свой дом.
По улице неслось: «Вой-на! Мир-р-р!..».

ГЛАВА 8.
НЕВЕСТЫ И ЖИВЧИК ВЕТХОВИЧ

По большой, шумной и грязной улице топали две огромные, угрюмые, широкоплечие старухи с увесистыми, полосатыми, похожими на матрасы, мешками на плечах. В мешках что-то шевелилось и верещало.
Заметив Запечкина, сидящего на трубе дома без окон и дверей и курящего трубку, одна из старух грубо толкнула другую локтем в бок и хрипло пробасила: – ДАВАЙ, КЛАВДЯ, ЭНТОГО СЫМЕМ!
Старухи резво скинули мешки на землю и стали метать в АЗа тяжелые палки и булыжники. Один из камней угодил Айю в лоб, и он, потирая ушибленное место, завопил:
– Ай-й, бабочки!
Старухи кидали в него все увесистое до тех пор, пока АЗ не залез в трубу.
Сплюнув и грубо выругавшись, хрычовки взвалили на плечи мешки и побрели дальше.
Запечкин переждал в доме, потом вылез и тихо засеменил за злобными старухами. Через сто один шаг Ай увидел первую картину: его обидчицы трясли березу. На ней сидел мужичок и ел бананы. На старух сыпались спелые и зеленые плоды, но они, скрипя зубами, сплевывая, ругаясь матом, раскачивали фруктовое дерево до тех пор, пока не получили желаемого, то бишь мужичка. Ему надавали зуботычин и запихнули в один из мешков.
Приблизительно через триста шестьдесят шесть с половиной шагов хрычовки вошли в серый покосившийся дом без крыши.
Заглянув в открытое окно дома, АЗ увидел вторую картину: буйные старухи с грохотом высыпали из мешков содержимое: безусых юнцов, мужчин в расцвете сил, дряхлых стариков… Одна из старух начала раздевать мужчин, проверяя содержимое их карманов и кошельков. Другая же их оценивала: заглядывала в рты, щупала мышцы. Измеряла линейкой их «достоинства…».
Потом со словами «любовь – не картошка, её не выбросишь в окошко! Это не любовь!..» невесты начали выкидывать в окно забракованных женихов.
Те – голые и побитые – постанывая, расползались в разные стороны. Вместе с ними вылетел и мужичок – любитель березовых бананов. Шлепнувшись оземь, он охнул и выругался в сердцах: – ИДИТЕ У СЕНИ И ОПРАСТАЙТЕ ЧАПЛАШКУ!
Этой фразой он привлек к себе АЗа.
Безтрусого, в ссадинах от падений и побоев, покрытого гусиной кожей от ночной прохлады мужика Ай привел в свой дом.
Для СУГРЕВА и снятия НАПРЯГА они забрались на горячую русскую печь и опрокинули по ГРАНЧАКУ тормозной жидкости. Потом – по второму, по третьему. Увы, закончилась тормозная жидкость, и они стали пить средства для мойки стекол, закусывая кактусовым мармеладом. После средства для мойки стекол перешли на яблочный уксус. Согревшись и расслабившись, мужичок представился:
– Живчик Ветхович Тараканько.
– Ай Запечкин!
– Очень ПРИЯТСТВЕННО.
– Мне тоже.
– Ты свалился с Луны, Запечкин?
– Да! А откуда вы знаете?
– По акценту… Я тоже с нее свалился.
– И с березы! – добавил АЗ.
– С чего я только ни сваливался . И с Великой Китайской стены, и с Биг-Бена, и с Царь-колокола… Всего не упомнишь и не перечислишь. С сеновала раз пятьдесят падал и столько же с самосвала…
– И давно вы на Голубой планете, Ветхович?
– ПОБОЛЕ ТЫЩИ лет. Лунобреки на Голубой планете живут намного дольше, чем у себя на Луне…
Кончился кактусовый мармелад. Два лунобрека, допивая яблочный уксус, закусывали мелками для травли тараканов.
И тут Живчик Ветхович Тараканько начал ГНАТЬ ПУРГУ – заговариваться:
– Как сейчас помню рассвет на Куликовом поле! Золотая Орда в злате, серебре, мехах!.. А-а-п, мы как дали оторваться Бонапарту! Но Гитлер не прав. И Клинтон тоже. Зазря он Монику обидел. Женщинам надо ножки целовать. Екатерина Великая меня жаловала и вообще бабочки меня любили. Особенно Анка-пулеметчица. Просто жуть! Не то, что эти две невесты-мымры с полосатыми мешками. Не дали Тараканько бананов березовых пожевать…
ТАМ-ТА-РА-РАМ! Живчик Ветхович свалился с печи. Окосевший АЗ недоуменно поинтересовался:
– Ты куда, брат?– потянулся к Тараканько и тоже кувырнулся с печи.
Через минуту из домика без окон и дверей на всю большую, шумную и грязную улицу разносился раскатистый с присвистыванием и бульканьем лунобрековский храп.

ГЛАВА 9.
МУХА
Ай лежал на холодной печи под мухой, точнее – пьяным. У него уже третий месяц продолжался запой. Пил АЗ все, что горит и не горит. Он был полностью гол, только галоши на ногах, и обе левые. Но Запечкину все равно – он под мухой, точнее – пьяный. Но муха тоже была. Она мешала Айю лежать на печи и плевать в потолок. Она – подлая зеленая муха – садилась на разные члены тела АЗа и больно их кусала. Ему же было в удовольствие лежать на печи и плевать в потолок. Он иногда даже доплевывал до перегоревшей, засиженной мухами лампочки и крякал от избытка чувств. А-а подлая зеленая муха на манер директоров, наполеонов, сдохторов… все портила. Она кусала и кусала.
Запечкин ни на шутку рассердился и заорал:
– Ты умрешь страшной смертью, подлая зеленая муха!!!
Но она почему-то не испугалась угроз. Продолжала настойчиво садиться на разные члены тела АЗа и зло их куса-а-ать. Ай, хоть и был под мухой, точнее пьяным, но изловчился и поймал подлую зеленую муху левой рукой.
Запечкин лежал на печи и плевал в потолок, а муха уже с час истерично жужжала в его пахнущем потом и чаем кулаке. АЗу надоели мухины вопли – это мешало спокойно лежать на печи и плевать в потолок и лампочку. Он аккуратно разжал кулак и с садистской нежностью оторвал сошедшей с ума пленнице одно крылышко. Потом – другое. Лапку, другую, третью, четвертую, пятую, шестую!.. Но удовольствие от казни Запечкин не получил. Тогда Ай плюнул мухе сначала в правый глаз, потом – в левый. Но это ему тоже не принесло радости. ШПОК! Он вспомнил, что когда пил «Шанель №5», то не закусывал. АЗ положил муху себе на язык и стал ее сосать на манер леденца. Потом съел и подумал: «Муха – плохая закуска. Плавленый сырок «Дружба» лучше!».
АЗ покоился на ледяной печи под мухой, вернее, был пьяным. Но муха тоже была. Даже две! Одна в животе у Запечкина, другая прилетела с большой, шумной и грязной улицы через трубу домика без окон и дверей. Муха, подлая и зеленая, в два раза крупнее первой – казненной. Ай Запечкин с зеленой тоской поглядел на подлую зеленую слоновую муху и с горечью подумал: «А-а-а, на Луне сейчас хорошо! Карраму цветет и абрамаю поспели… И девушки с самыми красивыми, с самыми загадочными и с самыми зелеными глазами я так и не встретил…».

ГЛАВА 10.
ВОЗВРАЩЕНИЕ АЗа НА ЛУНУ

АЗ, сидя на трубе дома без окон и дверей, увидел девушку. Да-да-да! Ту самую. Его словно ветром сдуло с трубы.
– Девушка, будьте моей женой! – воскликнул Ай, стоя на коленях.
– Вы на челдобрека не похожи?!
– Я пока лунобрек…
Кокетливо закатив свои красивые зеленые и загадочные очи, она рубанула:
– Вот когда станешь челдобреком, тогда и поворкуем, – вильнула своей аппетитной, литой попкой – клетчатая юбчонка задралась, показав отсутствие трусиков. Гордо и небрежно повернув голову в сторону Запечкина, уходя, добавила:
– Лунобрек – звучит подло!
Ай скупил все виды веревок в г. Попугайске. Он желал повеситься на серпе месяца. Для этого требовалась одна очень-преочень длинная веревка.
Весь день он провел за связыванием веревок, канатов, скалок, шнурков… Во дворе дома без окон и дверей громоздилась этаким клубищем змей гора веревок.
Пришла тихая, ласковая ночь. Черное с синевой небо, в нем золотые гвозди-звезды. Они вбиты намертво в небосвод – удерживают его от падения на непутевую Голубую планету Земля.
АЗ собрал всю свою энергию и с пятьдесят третьей попытки закинул веревку на рожок месяца. Натянул ее, проверил на прочность. Ладно!
– Запечкин, что случилось?– внизу, у дома без окон и дверей, стоял Живчик Ветхович и аппетитно уминал березовые бананы.
– Что случилось? Что случилось?..– передразнил его Ай и полез в петлю.
– Зачем себя жизни лишать? Раз забросил веревку на Луну, то поднимайся на нее! Возвращайся на Луну! – весомо заметил Тараканько.
– А вы? – спросил АЗ.
– Я уже стар. Не одолею пути. Сил не хватит и снова свалюсь на Землю. Возвращайся домой! Пусть тебе помогут все земные и лунные боги.
– Прощай, Живчик Ветхович!
– Прощай, АЗ!
– Прощай, девушка с самыми красивыми, с самыми зелеными, с самыми загадочными глазами, – прошептал АЗ. Он поднимался все выше и выше, тихо напевая популярный лунный романс о любви лунобрека к землянке. О неразделенной любви. Он плакал… «Прощай, Голубая планета!».
2004 г.