|
Исторические анекдоты
|
|
|
Дружба
|
#1 | Четверг, 17.09.2015, 12:34
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
АНЕКДОТЫ О ПЕТРЕ I И ЕГО ВРЕМЕНИ тут
После подавления стрелецкого бунта 1698 года одна из женщин, у которой в бунте принимали участие три ее сына и все трое были схвачены, умоляла Петра оставить им жизнь. Петр отказал ей, так как вина их была доказана, а преступления, ими совершенные, карались смертью. И все же несчастная мать вымолила у царя жизнь одного из трех - самого младшего. Царь разрешил ей попрощаться с двумя приговоренными к смерти и забрать из тюрьмы младшего. Мать долго прощалась с сыновьями и, наконец, вышла с помилованным сыном на волю. И когда они уже прошли ворота тюрьмы, ее сын вдруг упал и, ударившись головой о большой камень, умер мгновенно. Петру донесли о случившемся, и он был настолько сильно поражен этим, что впоследствии очень редко миловал преступников, если их вина была достаточна и очевидна.
Однажды Петр I приехал на железоделательный и чугунолитейный завод Вернера Миллера и там пошел в ученики к мастерам кузнечного дела. Вскоре он уже хорошо стал ковать железо и в последний день своей учебы вытянул 18 пудовых полос железа, пометив каждую полосу своим личным клеймом. Окончив работу, царь снял кожаный фартук и пошел к заводчику. - А что, Миллер, сколько получает у тебя кузнец за пуд поштучно вытянутых полос? - По алтыну с пуда, государь. - Так заплати мне 18 алтын, - сказал царь, объяснив, почему и за что именно должен Миллер заплатить ему такие деньги. Миллер открыл конторку и вынул оттуда 18 золотых червонцев. Петр не взял золото, а попросил заплатить ему именно 18 алтын - 54 копейки, как и прочим кузнецам, сделавшим такую же работу. Получив свой заработок, Петр купил себе новые башмаки и потом, показывая их своим гостям, говорил: - Вот башмаки, которые я заработал своими собственными руками. Одна из откованных им полос демонстрировалась на Политехнической выставке в Москве в 1872 году.
Восемнадцатилетний недоросль-дворянин долго избегал службы, но, наконец, был взят в солдаты и попал рядовым в Ингерманландский пехотный полк. Там оказался он под началом бывшего своего крепостного, взятого на службу раньше его и уже дослужившегося до сержанта. Бывший барин отказался подчиняться своему бывшему крепостному, и, когда однажды не явился в строй, сержант побил его палкой. Дворянин написал о произошедшем письмо домой и просил мать свою защитить его от произвола сержанта. Мать приехала в Петербург и подала Петру жалобу на раба своего Ваньку, который побил барина. Петр велел доставить к нему и солдата и сержанта и в присутствии жалобщицы стал спрашивать: - За что ты бил сына сей старухи? - За непослушание, государь, - отвечал сержант, - я приказывал ему быть к ученью в четвертом часу, а он не пришел. Я велел привести его силой и наказал, как ослушника. - Да покажи-ка, как ты его бил, - попросил Петр, и сержант еще несколько раз ударил дворянина палкой, приговаривая: "Не ослушайся! Не ослушайся!" Мать, увидя все это, завыла в голос. А Петр сказал: - Видишь, какой Ванька-то твой озорник, даже и при мне дерется и не унимается. Отойди-ка ты от него, дабы и тебе самой от него не досталось: ведь за непослушание везде бьют.
Однажды Петру I донесли, что в Москве живет очень ловкий стряпчий, прекрасно знающий все законы и даже дающий за деньги советы московским судьям в особо трудных случаях. Петр решил с ним познакомиться, и тот так ему понравился, что царь назначил его судьей в Новгород. Отправляя на место службы нового судью, Петр сказал, что верит в него и надеется, что он будет справедливо судить и ничем себя не запятнает. А между тем вскоре дошло до царя, что его ставленник берет взятки и решает дела в пользу тех, кто подносит ему подарки и деньги. Петр произвел строгую проверку, убедился в виновности судьи и только после этого призвал его к себе. - Что за причина, что ты нарушил данное мне слово и стал взяточником? - спросил он судью. - Мне не хватало твоего жалованья, государь, - ответил судья. - И я, чтобы не залезать в долги, стал брать взятки. - Так сколько же тебе нужно, чтоб ты оставался честным и неподкупным судьей? - спросил Петр. - По крайней мере вдвое против того, сколько получаю я теперь. - Хорошо, - сказал царь, - я прощаю тебя. Ты будешь получать втрое против нынешнего, но если я узнаю, что ты принялся за старое, то я тебя повешу. Судья вернулся в Новгород и несколько лет не брал ни копейки, а потом решил, что царь уже обо всем забыл, и по-прежнему стал брать подношения. Узнав о его новых прегрешениях, Петр призвал виновного к себе, изобличил в содеянном и сказал: - Если ты не сдержал данного мне, твоему государю, слова, то я сдержу свое. И приказал судью повесить.
Петр I не чаял души в Меншикове. Однако это не мешало ему частенько поколачивать светлейшего князя палкой. Как-то между ними произошла изрядная ссора, в которой Меншиков крепко пострадал - царь разбил ему нос и поставил под глазом здоровенный фонарь. А после чего выгнал со словами: - Ступай вон, щучий сын, и чтоб ноги твоей у меня больше не было! Меншиков ослушаться не смел, исчез, но через минуту снова вошел в кабинет... на руках!
Оделся как-то Петр 1 в солдатский мундир да и зашел в кабак. Видит: сидит за столом печальный солдат. - Что с тобой, братец? - спрашивает царь - Друг у меня помер, - отвечает солдат. Пожалел его Петр и вопреки обычаю велел целовальнику подать две чарки водки. Выпили царь с солдатом, и захотел солдат отблагодарить своего благодетеля. А денег у него не было, и заложил он у кабатчика, за два штофа водки свой казенный тесак. Петр его и спрашивает: - Что ж ты наделал, дурья голова? А ну как государев смотр, что тогда? - Эка невидаль - царь! Да что его и надуть нельзя? С тем они и распрощались, а наутро царь приехал в тот полк, в котором служил его вчерашний сотрапезник. - Выстроить полк! - приказал Петр. Полк выстроили, и царь тут же признал солдата. А признав, велел ему: "Руби голову соседу слева!" Знал Петр, что рубить-то голову солдату будет нечем. А у пропойцы-солдата тесак был, да только деревянный, сделанный вечером, наспех, из лучины. - Ваше императорское величество! - взмолился солдат, - за что невинная душа пропадет? - Руби, я тебе приказываю! - повторил Петр. - Выполняю царский приказ! - прокричал солдат. - Только молю царя небесного помочь мне. Царь небесный! Ты выше царя земного! Сотвори чудо! Не дай погибнуть невинной душе! Преврати железный тесак в деревянный! И с тем вытащил из ножен лучину. Петр рассмеялся и одарил солдата серебряным рублем.
В царствование Петра Великого трое подрядчиков объявили свои условия Адмиралтейств-коллегии. Один предложил услуги за гривенник с рубля, второй - за пятак, а третий объявил, что будет трудиться бесплатно, из усердия и ревности к государю. Узнав об этом, Петр учинил резолюцию: "Отдать подряд тому, кто требует за труды по гривне с рубля. Другому отказать, понеже пяти копеек ради не из чего трудиться, а третьего, аки плута, отдать на два месяца на галеру, сказав ему, что государь побогаче его".
При начале турецкой войны 1711 года молдавский господарь князь Дмитрий Константинович Кантемир перешел под покровительство Петра I. После неудачного для русских Прутского похода, закончившегося поражением русской армии, турки при заключении мира потребовали выдачи Дмитрия Кантемира. Петр ответил: "Я лучше уступлю земли до самого Курска, нежели соглашусь на это, ибо тогда мне еще останется надежда когда-нибудь снова отвоевать потерянное. Но не сдержать данного слова - значит навсегда потерять веру и верность. Мы имеем своею собственностью одну только честь. Отречься от нее то же самое, что перестать быть государем".
Петр I ненавидел льстецов и часто просил говорить о нем самом правду, какой бы горькой она ни была. Однажды в Москве подали ему жалобу на судей-взяточников, и он очень разъярился, сетуя на то, что взятки есть зло и надобно их решительно искоренять. При этом оказался возле Петра генерал-лейтенант Иван Иванович Бутурлин и, услышав грозные и горькие слова Петра, сказал ему: - Ты, государь, гневаешься на взяточников, но ведь пока сам не перестанешь их брать, то никогда не истребишь этот порок в своих подданных. Твой пример действует на них сильнее всех твоих указов об истреблении взяток. - Что ты мелешь, Иван?! - возмутился Петр. - Разве я беру взятки? Как ты смеешь возводить на меня такую ложь? - Не ложь, а правду, - возразил Петру Бутурлин. - Вот послушай. Только что я с тобой, государь, проезжал через Тверь и остановился переночевать в доме у знакомого купца. А его самого дома не оказалось - был он в отъезде. Дома же осталась его жена с детьми. И случилось, что в день нашего приезда были у купчихи именины и она созвала к себе гостей. Только сели мы за стол, как вошел в дом староста из магистрата и сказал, что городской магистрат определил с общего совета собрать со всех горожан деньги, чтобы утром поднести тебе, государь, подарок, и что по доходам ее мужа надобно ей дать на подарок сто рублей. А у нее дома таких денег не оказалось, и она стала старосту просить, чтобы подождал до утра, когда должен был вернуться из поездки ее муж. Однако же староста ждать не мог, потому что было ему велено к ночи все деньги собрать, и тогда я отдал ей бывшие у меня сто рублей, так как все гости тут же разбежались по домам, чтоб внести свою долю, как только к ним в дома пожалуют люди из магистрата. И когда я дал купчихе деньги, то она мне от радости в ноги пала. Вот они какие добровольные тебе, государь, подарки. Так можешь ли ты от подданных своих требовать, чтоб не брали они ни взяток, ни подарков. - Спасибо тебе, Бутурлин, что вразумил меня, - ответил Петр, и тут же приказал все ранее поднесенные ему подарки возвратить, а впредь категорически воспретил дарить ему что-либо, будь то подношения от частного лица, корпорации или города.
Петр I долго и упорно боролся с раскольниками и в конце концов пришел к выводу, что никаким образом нельзя примирить их с господствующей церковью. Тогда он распорядился, чтоб раскольники носили на спине своих армяков и кафтанов двухцветный продолговатый четырехугольник из красного и желтого сукна. Он надеялся, что такая мера сломит все же их упорство. Но этого не случилось: раскольники безропотно носили свой красно-желтый знак, но от веры праотцев не отступали. Через несколько лет после этого Петр встретил на Петербургской бирже среди русских и иноземных негоциантов несколько купцов с красно-желтым четырехугольником. - Что эти раскольники, честные люди или нет? - спросил Петр у нескольких знакомых ему купцов. - Честные, государь, - отвечали все как один. - Можно им верить? - Можно, государь. - Хорошо, - заключил Петр. - Если они таковы, то пусть веруют, во что хотят. И если их нельзя отвлечь от суеверия рассудком, то, конечно, здесь ни огонь, ни меч помочь не в силах, а мучениками за глупость они быть не заслуживают, да и государству от того не будет никакой пользы.
Петр I, заседая однажды в Сенате и выслушав множество дел о недавно учиненных кражах и мздоимстве, распалился гневом и велел Павлу Ивановичу Ягужинскому немедленно составить указ, что если на украденные деньги можно будет купить веревку, то вора без дальнейшего следствия должно будет тотчас же повесить. Ягужинский взялся было за перо, а потом отложил его в сторону - Пиши, что я тебе приказал, - повторил царь. Тогда Ягужинский сказал Петру - Всемилостивейший государь! Неужели ты хочешь остаться императором без подданных? Все мы воруем, с тем только различием, что один более и приметнее, нежели другой Царь, погруженный в свои мысли, рассмеялся и замолчал.
Петр I во время поездки за границу в 1716-1717 годах собрал при помощи художника и искусствоведа Кселя хорошую коллекцию старых голландских мастеров: Рубенса, Ван Дейка, Рембрандта и других. В это же время Петр приказал послать в Италию Ивана Никитича Никитина (1690-1742), раньше учившегося живописи в Петербурге, для совершенствования в живописном мастерстве. Никитин три года проучился в Венеции и Флоренции и в 1719 году вернулся в Петербург, привезя с собой несколько своих картин. Петр I, узнав о возвращении художника на родину, зашел к нему в мастерскую и, осмотрев его картины, спросил - Ну, Никитин, что же ты еще писать будешь? - Ничего не буду писать, государь. - Это отчего же? - Пробовал продать хотя бы одну картину, никто и рубля не дает, - ответил Никитин. Петр задумался ненадолго, а потом сказал: - Приходи-ка завтра на ассамблею к Меншикову да принеси с собой все, что захочешь продать. Никитин пришел, и по приказу царя один из шутов устроил аукцион, причем, как он ни старался, за первые восемь картин сумел выручить всего сорок девять рублей. Девятой, предпоследней картиной оказалась "Рождественская ночь" - копия с известного полотна Корреджо. Высшую цену за нее дал богатый петербургский подрядчик Семен Степанович Крюков, производивший казенные работы и в том числе взявший подряд на строительство одного из столичных каналов. Шут уже дважды ударил тростью, как вдруг раздался голос Петра: - Триста рублей! После многократного торга Крюков купил картину за пять тысяч рублей. Когда же петровские вельможи Головин, Апраксин и Меншиков попытались торговаться и дальше, Петр сказал: - А на вас, господа, много казенных недоимок. И лучше внесите-ка вы эти тысячи в казну. А Крюкову Петр сказал: - Спасибо, брат Семен. Из любви ко мне ты сделал то, что за границей делают из любви к искусству. Со временем то же будет и у нас, в России. А я тебя не забуду и велю твоим именем назвать тот канал, что ты прорыл. Так в Петербурге появился Крюков канал и название свое сохранил до наших дней.
Шведы одержали победу под Нарвой. Русские потеряли множество пушек. Больше чем три полета. Петр I тогда в Новгороде проживал, смотрел, как город окапывают: шведов ждали... Сидит царь под окошком и видит, что перед домом ходит незнакомый человек: по рваному платью судя, посадский, но очень прилежно и без страху ходит перед царскими очами. Послал царь спросить боярина, чего тот человек хочет, а посадский отвечает: хочу-де помочь государеву горю. Ведут человека к царю, спрашивает царь посадского: "Какие у тебя ко мне дела? Только говори короче". - "Всемилостивейший государь, - говорит тот посадский человек, - хочу помочь твоей беде. Знаю, потерял ты пушечный наряд и гадаешь, где достать медь на литье новых пушек". - "То правда, - сказал царь, - но разговор твой без пользы". - "Всемилостивейший государь, пропился я и задолжал, заложился, вели поднести чарку вина, умираю с похмелья, а денег нет ни полушки¦. - "По дерзости судя, он с делом пришел, - сказал царь. - Дать ему чарку". А тот дерзкий человек отвечает: "Вели дать еще чарку для смелости, потому что скажу я чрезвычайное дело¦. - "Томишь! - осердился царь. - Плесните ему еще чарку!" Выпил посадский и говорит: "Теперь стало все яснее и легче. Так слушай: меди у тебя, царь, много. На колокольнях колоколов за сотни лет поднакопилось. Коли швед придет, он те колокола снимет да увезет - так он в лихое время уже здесь делал. Снимем-ка, царь, колокола сами, отольем пушки, врага одолеем: Бог сильных любит, а когда возьмем у шведа пушки, Богу колокола вернем". Так и сделали.
Турецкий султан хвастал перед Петром I, что у его бойцов несметная сила. И достал султан из кармана шаровар пригоршню мака: - Попробуй-ка, сосчитай, сколько у меня войска. Петр пошарил у себя в пустом кармане, достает одно-единственное зернышко перцу да и говорит: - Мое войско не велико, А попробуй раскуси-ка, Так узнаешь, каково. Против мака твоего.
Позвал будто Петр I своего шута Ивана Балакирева и спрашивает: - А ну-ка, поведай, что народ говорит про Питербурх? - А бить не будешь, государь? - Говори! Балакирев знал кипучий нрав царя и на всякий случай стал поближе к двери. - Говорит народ такое, государь, - скороговоркой выпалил шут, размахивая колпаком: - С одной стороны - море, с другой - горе, с третьей - мох, а с четвертой - ох! Вот оно как!... Не успел Балакирев досказать, бомбой вылетел в сенцы. Государь оторвался от токарного станка и кинулся за дубинкой.
Петр I не любил носить нового платья, находил его всегда неловким; в бытность в Париже он решился, однако же, одеться по-тамошнему, но, когда примерил наряд, голова его не могла выдержать тяжести парика, а тело утомлено было вышивками и разными украшениями. Обрезав кудри парика по-русски, он пришел ко двору в старом своем коротком сером кафтане без галунов, в манишке без манжет, со шляпою без перьев и черной кожаной через плечо портупее. Его новая одежда, странная и никогда не виданная французами, восхитила их, по его отъезде из Парижа они точно ввели ее в моду под названием НАРЯД ДИКАРЯ.
Петр I часто обедал в доме у своего повара Фильтена с кем-либо из приближенных и всегда платил за обед червонец, приглашая тем самым и своих спутников сделать то же самое. И все они, подражая царю, платили за обед по одному червонцу каждый. У Фильтена была большая семья, а он был честен и очень вкусно готовил, и потому Петр, таким образом, просто-напросто помогал ему жить в достатке.
Петр I, посещая Олонец, лечился там минеральными источниками, но, видя, что лечение идет медленно, сказал как-то одному из сопровождавших его врачей: - Врачую тело водами, а подданных собственными примерами. И в том и в другом вижу исцеление весьма медленное, однако же, полагаясь на Бога, уповаю на то, что все решит время.
 Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Дружба
|
#2 | Четверг, 17.09.2015, 12:34
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
АНЕКДОТЫ О ЕКАТЕРИНЕ II
Когда Екатерина, тогда еще невеста Петра Федоровича, по пути в Петербург оказалась в Риге, там ее уже ожидал посланный Елизаветой Петровной генерал-майор Юрий Юрьевич фон Броун. На следующий день после приезда, в 6 часов утра, 15-летняя Екатерина милостиво приняла его и попросила беспристрастно описать умы, достоинства, пороки, характеры и связи всех известных Броуну придворных, обещая за то вечное свое расположение. Броун честно все рассказал и до конца своих дней оставался у Екатерины в фаворе.
Екатерина II была очень смелой женщиной. Тому есть множество подтверждений. И сама о себе она однажды сказала: "Если бы я была мужчиной, то была бы убита, не дослужась и до капитанского чина".
Однажды Екатерине II подано было прошение одного флотского капитана разрешить ему брак с негритянкой. Екатерина разрешила, но это ее позволение вызвало осуждение среди многих православных, считавших такое бракосочетание греховным. Екатерина ответила так: - Сие есть не более чем честолюбивый политический замысел против Турции: я хотела этим торжественно ознаменовать бракосочетание русского флота с Черным морем.
Один старый адмирал был представлен Екатерине II после морского боя, который он блестяще выиграл. Екатерина попросила его рассказать о подробностях этой баталии. Адмирал начал рассказ, но, по мере того как увлекался и распалялся все более, стал пересказывать свои команды и обращения к матросам, перемежая их такой бранью, что все слушавшие его рассказ оцепенели от страха, не зная, как отнесется к этому Екатерина. И вдруг по выражению лиц придворных адмирал понял, что он наделал, и, встав на колени перед императрицей, стал просить у нее прощения. - Продолжайте, пожалуйста, дальше ваш весьма интересный рассказ, - спокойно и ласково проговорила Екатерина, - я этих морских названий и слов все равно не понимаю.
27 февраля 1782 года игумен Никольского монастыря, расположенного во Владимирском наместничестве в окрестностях уездного города Шуя, сообщил Екатерине, что у жены крестьянина Федора Васильева за 40 лет их брака родилось 69 детей. Федор Васильев родился в 1707 году и женился в 17 лет. За время с 1725 по 1765 год у него в семье и появилось 69 детей - 16 двоен, 7 троен и 4 четверни. Примечательно и другое, только двое из 69 детей умерли в детстве, остальные были крепкими и здоровыми. По просьбе Екатерины крестьяне Васильевы были ей представлены и щедро ею одарены. А впоследствии императрица время от времени вспоминала о них и принимала в них участие.
Выражение "не нашего прихода" вошло в обиход после 1778 года, впервые появившись в сборнике "Отрада в скуке, или Книга веселия и размышления". "В некоторой деревне священник, сказывая проповедь внятным слогом и чувствительными выражениями, привел в слезы слушающих его поселян, все плакали, исключая одного крестьянина. Его спросили, для чего он не плачет? На сие ответил он: "Я не здешнего прихода".
Французский просветитель Дени Дидро (1713 -1784), основатель и редактор "Энциклопедии", в 1773-1774 годах по приглашению Екатерины II жил в Петербурге, надеясь оказать благотворное влияние на императрицу и склонить ее к отмене крепостного права. Такая надежда зародилась у Дидро из-за того, что он довольно долго состоял в переписке с Екатериной и издали был очарован ее свободомыслием и либерализмом. Однако в Петербурге все оказалось иначе и дальше нескольких доверительных бесед дело не пошло. История сохранила такую беседу. Дидро, разговаривая с Екатериной, заметил, что она имеет глубокие и разносторонние знания. На это Екатерина ответила: "И не удивительно: у меня были хорошие учителя - несчастье и одиночество".
Старый генерал Федор Михайлович Шестаков, прослужив более 40 лет, ни разу не был в Петербурге и приехал туда только по случаю отставки за получением документов, необходимых для пенсии. Секретарь Екатерины II представил Шестакова императрице, которая любила преподносить награды, дипломы и все прочее, что могло быть приятно заслуженным чиновникам и военным. Увидев впервые Шестакова, Екатерина удивилась, так как полагала, что знает всех своих генералов, и, не сдержавшись, заметила: - Как же так, Федор Михайлович, что я до сих пор ни разу вас не видала? - Да ведь и я, матушка-царица, тоже вас не знал, - ответил простодушный старик - Ну, меня-то, бедную вдову, где же знать! А вы, Федор Михайлович, все же генерал!
В один из церковных праздников Екатерина II молилась в соборе и увидела у иконы Богоматери плачущую женщину, положившую перед иконой какую-то бумагу. Екатерина попросила дать ей эту бумагу и обнаружила, что это жалоба царице небесной на нее - царицу земную. Женщина-помещица писала, что императрица утвердила несправедливое решение Сената, по которому у нее отобрали имение. "Владычица небесная, Пресвятая Дева, просвети и вразуми нашу благосердную монархиню, да свершит суд правый", - прочла Екатерина и велела жалобщице через три дня прийти к ней во дворец. За это время она вытребовала из Сената дело, внимательно ознакомилась с ним и пришла к выводу, что Сенат, а он был высшей судебной инстанцией в России, допустил ошибку. Приняв бедную женщину, Екатерина извинилась перед ней, приказала вернуть имение и поднесла еще и дорогой подарок.
Графиня Браницкая заметила, что Екатерина II берет нюхательный табак левой рукой, и спросила: "А отчего же не правой, ваше величество?" На что Екатерина ей ответила: "Как царь-баба, часто даю целовать правую руку и нахожу непристойным всех душить табаком".
В одной из своих лекций В.О. Ключевский говорил, что Екатерина Вторая была образованной женщиной, "очень много читала", и тут же мимоходом заметил: "Екатерина II никак не могла сладить с русским языком и писала на нем невероятным образом. Она умела в русском слове, состоящем из трех букв, сделать четыре ошибки: вместо "ЕЩЕ" писала "ИСЧО".
Однажды камердинер Попов, отличавшийся добрым нравом и за то любимый Екатериной, сказал ей, что крестьяне одной из деревень собрали 16 тысяч рублей для того, чтобы он смог купить всю деревню вместе с мужиками у помещика, владевшего всей этой крещеной и некрещеной собственностью. - Ты мне напомни, когда станешь покупать деревню, - сказала Попову Екатерина, желая помочь ему в этом деле. Через некоторое время она спросила Попова: - Что же твоя деревня? И он ответил, что дело оказалось спорным и судьи пока не знают, чью сторону следует принять. - А когда так, - сказала Екатерина, - то я запрещаю тебе производить тяжбу, потому что судьям известно, что ты один из моих приближенных и поэтому дело, скорее всего, решат в твою пользу.
Во время своих нередких поездок по России Екатерина часто награждала и благодарила многих военных и статских, причем любила делать это публично. - Ваше величество, - заметил ей однажды бельгийский принц Шарль Жозеф де Линь (1735-1814), - кажется, всегда остаетесь довольны своими подданными? - Нет, принц, - ответила Екатерина, - я далеко не всегда бываю ими довольна. Но я хвалю всегда вслух, а браню потихоньку и с глазу на глаз.
В царствование Екатерины II русская внешняя политика была в центре внимания всех европейских государств, ибо успехи России закрепили ее положение как великой державы. Иностранные дипломаты часто гадали, кто же входит в петербургский кабинет, благодаря чьим усилиям Россия занимает столь почетное место в мире и как велико число этих сановников. Тот же принц де Линь, хорошо знавший истинное положение дел, быть может, преувеличивая роль императрицы во внешнеполитических делах, говорил об этом так: "Петербургский кабинет совсем не так огромен, как заключает о нем Европа, он весь помещается в одной голове Екатерины".
Однажды русский посол при дворе Фридриха Великого сообщил как-то Екатерине, что прусский король говорит всем, что она больна. Тогда Екатерина написала послу следующее: "Мне уже давно известно, что прусскому королю очень нравится выдавать меня за больную и это ясно доказывает, что он сам очень болен, потому что здоровый человек никогда не интересуется и не занимается болезнями другого".
Пред очи Государыни Екатерины как то была представлена делегация духовенства, которые изложили ей свою просьбу: "Царь-де, батюшка, Петр Великий, колокола на пушки изволил перелить, а когда их снимал, то обещал вскорости вернуть. Да так и не вернул. Не поспособствуете ли Вы в нашем горе, Матушка?" На это Екатерина II полюбопытствовала, обращались ли с этой просьбой к самому Петру I? "Да ." - ответили ей - "И даже петиция оная с тех времен у нас сохранилась." Императрица пожелала на нее взглянуть, и когда та была ей вручена, увидела кроме прочего и резолюцию на ней начертанную: "А ### вам моего не надо?" И подпись: "Петр I." После чего Монархиня попросила подать ей перо и чернила и своей царственной ручкой начертала: "А я же, как женщина, даже этого предложить не могу."
Императрица Екатерина II одним из воспитателей к сыну Павлу хотела пригласить прославленного энциклопедиста Д' Аламбера. Тот отверг предложение императрицы и, намекая на геморроидальные колики, от которых по официальной версии умер Петр III, написал в письме к Вольтеру: "Я очень подвержен геморрою, а он очень опасен в этой стране [России]".
Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Дружба
|
#3 | Четверг, 17.09.2015, 12:35
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
АНЕКДОТЫ О ПАВЛЕ I
В Париже цесаревич Павел был незадолго до Революции. Король Людовик XVI был в курсе его сложных отношений с матерью и спросил однажды цесаревича: "Имеются ли в Вашей свите люди, на которых Вы можете вполне положиться?" На это Павел очень выразительно ответил: "Ах, я был бы очень недоволен, если бы возле меня находился хотя бы самый маленький пудель, ко мне привязанный. Мать моя велела бы бросить его в воду, прежде чем мы оставили бы Париж".
Однажды в присутствии Екатерины Павел Петрович читал депеши из революционной Франции. В негодовании он воскликнул: "Я бы давно все прекратил пушками!" Екатерина спокойно на это отреагировала: "Ты кровожадный дурак! Или ты не понимаешь, что пушки не могут воевать с идеями?"
Всячески борясь с излишней роскошью, Павел назначил перемену блюд за столом строго в зависимости от чина. Майору было определено иметь за столом не более трех блюд. Служивший тогда в Сумском гусарском полку Яков Петрович Кульнев (1763-1812), человек бедный, отпустивший на волю задаром всех своих крестьян, не мог роскошествовать и обходился одним блюдом. Император Павел, посетив полк, спросил Кульнева, сколько блюд подают ему за обедом. И Кульнев, зная предельный педантизм Павла, но и зная также, что он не прощает малейшей неправды, ответил: - Три, ваше императорское величество: курица плашмя, курица ребром и курица боком.
Император Павел спросил директора театров Александра Львовича Нарышкина, отчего это до него, в бытность директором театров князя Юсупова, ставились спектакли со множеством всадников, а теперь лошадей на сцене и не увидишь. Нарышкин отвечал - Невыгодно, ваше императорское величество. Юсупов был татарин, и, когда лошади делались для сцены негодны, он их отправлял к себе на кухню.
После одного из парадов, бывшего в самые крещенские морозы, император Павел увидел молодого поручика, чья треуголка была осыпана снегом так сильно, что создавалось впечатление, будто она обшита белым плюмажем. - У вас белый плюмаж, сударь, - заметил император. А надо сказать, что белый плюмаж носили на треуголках только бригадиры, чей чин был выше полковничьего и ниже генерал-майорского. Чин же поручика в "Табели о рангах" был всего лишь третьим снизу. - По воле Божьей! - отвечал поручик. - Ну, что же, - ответил Павел. - Я никогда против воли Божьей не иду. Поздравляю бригадиром!
После запрещения Павлом всем служащим чиновникам и офицерам ходить в штатской одежде, а не в форменных мундирах многие из них нашли лазейку и велели своим слугам или солдатам-ординарцам носить за ними, одетыми в мундир и шинель, шубы и шпаги. Однажды Павел встретил на улице такого щеголя, за которым солдат нес шубу и шпагу. Павел остановил и офицера и солдата и сказал: - Раз ему трудно носить шпагу, надень ее на себя, а ему отдай свой штык с портупеей. Одним махом император сделал солдата прапорщиком, а прапорщика - солдатом. Слух об этом происшествии тут же распространился по Петербургу и нагнал изрядного страху на чиновников и офицеров, заставив их ревностно исполнять царский указ.
В основе повести Юрия Николаевича Тынянова "Поручик Киже" лежит подлинный факт, художественно переосмысленный талантливым писателем. Первым же, кто рассказал о поручике Киж - так на самом деле называлась сия вымышленная персона, - был отец знаменитого русского лингвиста Владимира Ивановича Даля, поведавший о том своему сыну - автору знаменитого "Словаря живого великорусского языка". В.И. Даль, записывая то, что рассказывал ему отец, включил в "Рассказы о временах Павла I" и сюжет о некоем несуществующем офицере, появившемся на свет из-за ошибки одного из писарей. Отец рассказал В.И. Далю, что однажды некий писарь, сочиняя очередной приказ о производстве обер-офицеров из младших чинов в старшие, выводя слова: "Прапорщики ж такие-то в подпоручики", перенес на другую строку "Киж", да еще и начал строку с большой, прописной буквы. Император Павел, подписывая приказ, принял "Киж" за фамилию и написал: "Подпоручика Киж в поручики". Редкая фамилия запомнилась Павлу. На следующий день, подписывая другой приказ - о производстве поручиков в капитаны, император произвел мифическую персону в капитаны, а на третий день - и в первый штаб-офицерский чин - штабс-капитана. Через несколько дней Павел произвел Кижа в полковники и велел вызвать к себе. Высшее военное начальство переполошилось, предполагая, что император хочет произвести Кижа в генералы, но отыскать такого офицера нигде не смогли и, наконец, докопались до сути дела - канцелярской описки. Однако, опасаясь гнева императора, донесли Павлу, что полковник Киж умер. "Жаль, - сказал Павел, - был хороший офицер".
Было это при царе Павле Петровиче. Встретился государю кто-то из самых простых и на вопрос: "Как вас зовут?" - отвечал: - Евграф такой-то. А государь недослышал и переспросил: - Граф такой-то? - Евграф такой-то, - повторил спрашиваемый. - Царское слово свято! - сказал государь, - поздравляю вас графом. И пошел с тех пор граф Евграф щеголять. (М. Салтыков-Щедрин. Пошехонская старина)
На посту у адмиралтейства стоял пьяный офицер. Император Павел Первый приказал арестовать офицера. - Согласно уставу, прежде чем арестовать, вы должны сменить меня с поста, - ответил офицер. - Он пьяный лучше нас трезвых свое дело знает, - сказал император. И офицер был повышен в чине.
Как-то Павел посетил фрегат Балтийского флота. И бросилась ему на палубе в глаза маленькая щепочка. Царь рассвирепел, вызвал командира. - Почему у вас на палубе бревна валяются, - поинтересовался самодержец Всероссийский. Обидевшийся офицер вызвал на палубу абордажную партию (около 100 человек) и велел "бревно" убрать. Само собой, он после этого на флоте не служил.
Иван Иванович Кутайсов (1759-1834), пленный турчонок, отданный в камердинеры, а затем в брадобреи наследнику престола Павлу Петровичу, вскоре ставший графом и камергером, одним из первых лиц в государстве, однажды шел с Суворовым по коридору Зимнего дворца. Вдруг Суворов остановился и стал низко кланяться одному из истопников. - Что вы делаете, князь! - заметил Кутайсов Суворову, - ведь это - истопник. - Помилуй Бог, - ответил Суворов, - ты - граф, я - князь; при милости царской не узнаешь, что этот будет за вельможа, так надобно задобрить его вперед.
За блистательные победы над французами в Италии сардинский король Карл-Эммануил пожаловал Суворову высшие награды: сделал его великим маршалом Пьемонтским, "грандом королевства" и "кузеном короля". Город Турин прислал Суворову шпагу, украшенную драгоценными камнями. Даже камердинер Суворова удостоился получить отличие. Однажды утром Александр Васильевич занимался разными канцелярскими делами, когда к нему вошел Прошка. Он протянул барину пакет, запечатанный большой печатью сардинского короля. На пакете было написано: "Господину Прошке, камердинеру его сиятельства гр. Суворова". - Чего же ты мне даешь? Это тебе! - Поглядите вы, батюшка барин… Суворов распечатал пакет, в нем лежали две медали на зеленых лентах. На медалях было выбито: "ЗА СБЕРЕЖЕНИЕ СУВОРОВА".
В сражении при Сен-Готарде, произошедшем 13 сентября 1799 года во время швейцарского похода Суворова, солдаты Милорадовича остановились на краю крутого обледенелого спуска, где внизу их ждали их готовые к бою французы. Милорадович закричал солдатам: "Ну, посмотрите-ка, как возьмут в плен вашего генерала!" - и с этими словами покатился со спуска. Солдаты тут же кинулись следом и сбили неприятеля с позиции.
После Альпийского похода Суворова Павел решил выбить специальную медаль, на которой бы отражалось и участие австрийцев, которые лишь мешали общему делу. Суворов, к которому Павел обратился с просьбой предложить вариант текста, дал такой совет - медаль сделать одинаковой и для русских, и для австрийцев. Но на "русской" выбить "С нами Бог", а на "австрийской" - "Бог с нами".
Во время одного смотра гатчинский офицер Каннабих помчался исполнять поручение Павла. Он скакал так быстро, что с него слетела шляпа. Павел крикнул ему, что он потерял шляпу, на что Каннабих ответил: "Но голова тут, ваше величество", продолжая скакать. Ответ понравился Павлу и он велел: "Дать ему 1000 душ".
В кабинете императора Павла Первого висели очень старинные английские часы. На циферблате их стрелки обозначали час, минуту, секунду, год, фазу луны, месяц и даже затмение солнца. Часы отличались отчетливым ходом, были мировой редкостью. Но однажды государь император опоздал на вахтпарад, на часы разгневался и отправил на гауптвахту. Вскоре после этого государь был задушен. Дать распоряжение о возвращении часов позабыли, и часы остались на гауптвахте под вечным арестом.
Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Дружба
|
#4 | Четверг, 17.09.2015, 12:35
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
АНЕКДОТЫ ОБ АЛЕКСАНДРЕ I
В царствование Александра I Державин был назначен министром юстиции и в этом качестве получал множество самых разнообразных прошений. Одно из них оказалось более чем оригинальным. Некая весьма расторопная дама принесла Державину белую шелковую подушку с просьбой передать ее в дар царю. На подушке же меж тем вышита была овца и такие, с позволения сказать, стихи:
Российскому отцу
Вышила овцу,
Сих ради причин,
Чтоб мужу дали чин.
Министр-поэт, подлаживаясь под стиль просительницы, написал на белом шелке чернилами:
Российский отец
Не дает чинов за овец.
Всесильный фаворит Алексей Андреевич Аракчеев недолюбливал Ермолова. После сражения под Лютценом Аракчеев наклеветал императору Александру, будто артиллерия плохо действовала в этом сражении по вине Ермолова. Император призвал к себе Ермолова, в то время начальствующего артиллерией, и спросил, почему бездействовала артиллерия. - Орудия точно бездействовали, ваше величество, - отвечал Ермолов, - не было лошадей. - Вы бы потребовали лошадей у начальствующего кавалерией графа Аракчеева. - Я несколько раз, государь, относился к нему, но ответа никогда не было. Тогда император призвал Аракчеева и спросил, почему артиллерии не предоставлены лошади. - Прошу прощения, ваше величество, - ответил Аракчеев, - у меня самого в лошадях был недостаток. Тогда Ермолов сказал: - Вот видите, ваше величество, репутация честного человека иногда зависит от скотины.
Президент Академии наук граф Николай Николаевич Новосильцев предложил избрать в почетные члены Аракчеева. - В чем же его заслуги перед наукой? - спросил Новосильцева один из академиков А.Ф. Лабзин. - Он ближе всех к государю, - ответил президент. - Тогда я предлагаю избрать царского кучера Илью Байкова. Он не только близок к государю, но и сидит перед ним, - отвечал Лабзин.
В селе Грузине настоятелем местного Андреевского собора был умный и честный протоиерей Н.С. Ильинский, знавший очень многое о жизни Аракчеева и обитателей имения. Друзья много раз предлагали ему написать воспоминания, на что Ильинский отвечал: "Принимался, да не могу. Хотя граф делал мне добро, но правду о нем надобно писать не чернилами, а кровью".
Аракчеев, будучи военным министром Александра I, ехал в тарантасе с одним кучером из Петербурга в свое имение Грузино, подаренное ему Александром I. На одной из почтовых станций проезжий офицер, не подозревая, кто он такой, пригласил Аракчеева к столу и стал угощать чаем и пирогами. Разговорившись, Аракчеев узнал, что он едет в Петербург к военному министру и очень боится встречи с ним. - Почему? - спросил Аракчеев. - А будто не знаете, что к Аракчееву ехать хуже, чем к черту в лапы. - Да в чем ваше дело к нему? - спросил Аракчеев. Офицер рассказал, и министр уверил его, что дело его правое и бояться ему нечего. А потом добавил: - Да, я, наверное, знаю, что Аракчеев сейчас в Грузине. Заезжайте к нему, и не надо будет вам в Петербург ехать. На следующий день офицер приехал в Грузино и, увидев Аракчеева, онемел. - Дело твое кончено. Ступай, братец, домой, да не забывай по дороге говорить, что не так страшен черт, как его малюют.
Николай Михайлович Карамзин распоряжением Александра I был назначен официальным государственным историографом. Однажды Карамзин явился с поздравлением к одному из вельмож, но, не застав хозяина дома, велел лакею записать в книге посетителей свое имя и звание. Лакей записал Карамзина, а тот полюбопытствовал, правильно ли сделана запись, и увидел: "Николай Михайлович Карамзин, истории граф".
- Есть ли глупые люди в России? - спросил один англичанин секретаря русского посланника в Неаполе Александра Булгакова. - Вероятно, есть, и полагаю, что их не меньше, чем в Англии, - ответил Булгаков. - А почему вы об этом спросили? - Мне хотелось узнать, - пояснил англичанин, - почему ваше правительство, имея столько собственных дураков, нанимает на государственную службу еще и чужеземных.
По вздорному и пустячному поводу писатель и журналист князь П.И. Шаликов (1768-1852) был вызван на дуэль. - Когда же? - спросил князь. - Завтра! - Нет, милостивый государь, я на это не согласен. За что же мне до завтра умирать со страху, ожидая, что вы меня убьете. Не лучше ли сейчас? Соперник его рассмеялся, и дуэль расстроилась.
Граф Александр Иванович Соллогуб однажды прогуливался в Летнем саду со своей племянницей, девушкой необычайной красоты. Вдруг встретился ему знакомый, человек очень самоуверенный и глупый. - Скажи, пожалуйста, ты никогда красавцем не был, а дочь у тебя красавица! - Это бывает, - ответил Соллогуб тут же. - Попробуй женись, и у тебя, может быть, будут очень умные дети.
В Лицее во времена Пушкина служил гувернером некто Трико, докучавший лицеистам бесконечными придирками и замечаниями. Однажды Пушкин и его друг Вильгельм Кюхельбекер попросили у Трико разрешения поехать в находившийся недалеко от Царского Села Петербург. Трико, однако, не разрешил им этого. Тогда довольно уже взрослые шалуны все равно вышли на дорогу, ведущую в Петербург, и, остановив два экипажа, поехали по одному в каждом из них. Вскоре Трико заметил, что Пушкина и Кюхельбекера нет в Лицее, понял, что друзья ослушались его и уехали в Петербург. Трико вышел на дорогу, остановил еще один экипаж и поехал вдогонку. А в то время у въезда в город стояли полицейские заставы и всех ехавших в столицу останавливали, спрашивали, кто они и зачем едут. Когда ехавшего первым Пушкина спросили, как его зовут, он ответил: "Александр Одинако". Через несколько минут подъехал Кюхельбекер и на такой же вопрос ответил: "Меня зовут Василий Двако". Еще через несколько минут подъехал гувернер и сказал, что его фамилия Трико. Полицейские решили, что или их разыгрывают и подсмеиваются над ними, или что в город едет группа каких-то мошенников. Они пожалели, что Одинако и Двако уже проехали, и догонять их не стали, а Трико арестовали и задержали до выяснения личности на сутки.
Сила Николаевич Сандунов (1756 - 1820) был известным актером, а его брат служил чиновником в Сенате. - Что это давно не видать тебя? - спросил брат-актер брата-чиновника. - Утром в Сенате, вечером дома за бумагами. Это тебя можно каждый вечер увидеть - заплати только полтинник. - Разумеется, - отвечал Сила Николаевич, - к вашему высокомерию с полтинником и не сунешься.
В одном из боев авангард, которым командовал Милорадович, несколько раз атаковывал французскую батарею и всякий раз оказывался отбитым. Тогда Милорадович зажал в кулаке дюжину солдатских Георгиевских крестов и бросил их на батарею, закричав: "Собирайте!" Солдаты еще раз бросились в атаку, взяли батарею, и те, кто первыми ворвались на позицию, стали кавалерами.
Однажды Милорадовичу донесли, что Мюрат, находясь на французских аванпостах, под обстрелом русских егерей, пил шампанское. Тогда задетый за живое Милорадович приказал поставить впереди русских постов легкий походный стол, и не только выпил шампанского, но и съел обед из трех блюд.
Храбрый и остроумный Ермолов сказал как-то неустрашимому Милорадовичу, который никогда не кланялся пулям: "Чтобы быть рядом с вашим высокопревосходительством, надобно иметь запасную жизнь".
Два генерала, герои Отечественной войны 1812 года - Милорадович и Уваров, очень плохо знали французский язык, но в аристократическом обществе непременно старались говорить по-французски. Однажды за обедом у Александра I они сели по обе стороны русского генерала графа Александра Ланжерона (1763-1831), француза по национальности, и все время разговаривали между собой. После обеда Александр I спросил Ланжерона, о чем так горячо говорили Уваров и Милорадович. - Извините, государь, но я ничего не понял: они говорили по-французски.
14 декабря 1825 года Петербургский военный генерал-губернатор Милорадович поехал на Сенатскую площадь уговаривать восставших сложить оружие, но был смертельно ранен декабристом Петром Григорьевичем Каховским (1797-1826), отставным поручиком. Милорадович, отправляясь к восставшим, надеялся на любовь солдат к себе - соратнику Суворова. Он не терял сознания и во время операции. Когда ему вырезали пулю, он осмотрел ее и сказал: "Я уверен был, что в меня выстрелил не солдат, а какой-нибудь шалун, - потому что эта пуля - не ружейная". Умирая, он велел всех своих крестьян отпустить на волю.
В Отечественную войну 1812 года в один из лазаретов привезли раненного пулей в грудь русского гренадера. Лекарь, из пленных французов, стал осматривать гренадера, с боку на бок поворачивать, искать, где пуля засела. Боль была адская, а гренадер стиснул зубы и - ни звука. Офицер, легко раненный и лежавший рядом, поинтересовался: - Тебе, братец, что ж, не больно разве? - Как не больно, ваше благородие, - ответил тихо гренадер, - мочи нет, да ведь лекарь-то хранц, нельзя перед ним слабость свою показывать. Лекарь, очевидно, неопытный был, искал пулю долго. Офицер, который лежал рядом, ответ гренадера передал своим соседям. В палате все притихли, наблюдали. И вдруг слышат, как гренадер зубами заскрипел, а следом стон тихий у него вырвался... Что такое? А гренадер, с трудом повернув голову к офицеру, говорит: - Я не от слабости, а от стыда, ваше благородие... Прикажите, чтоб лекарь меня не обижал. - Да чем же он, - спрашивает офицер, - тебя обижает? - А зачем он спину мне щупает, я русский, я грудью шел вперед.
Князь Нарышкин, присутствовавший на Венском конгрессе 1814 года, спросил у Талейрана (Талейран приходился Нарышкину дальним родственником через немецкую графиню): - Дядюшка! Скажите, чего собственно Наполеон искал в России? Талейран, хладнокровно продолжая играть в карты, ответил: - Страсть к путешествиям, мой друг, страсть к путешествиям.
Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Дружба
|
#5 | Четверг, 17.09.2015, 12:36
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
АНЕКДОТЫ О НИКОЛАЕ I
Император Николай I, делая смотр Дворянскому полку, заметил на правом фланге незнакомого кадета ростом на голову выше его самого. А надо сказать, что Николай I был человеком огромного роста. - Как твоя фамилия? - спросил царь. - Романов, - ответил кадет. - Ты родственник мне? - пошутил царь. - Так точно, ваше величество. Вы - отец России, а я - ее сын.
Один помещик решил подать Николаю I прошение о приеме его сына в учебное заведение. Он был не больно-то искушен в канцелярских премудростях и не знал точно, как следует обращаться к царю в таких случаях. Подумав немного, помещик вспомнил, что царя именуют "Августейшим", но так как дело происходило в сентябре, то он написал "Сентябрейший государь". Получив прошение, Николай учинил резолюцию: "Непременно принять сына, чтобы, выучившись, не был таким дураком, как отец его".
Берлинскому художнику Францу Крюгеру (1797 - 1857) за отлично написанный портрет Николай I велел подарить золотые часы, усыпанные бриллиантами. Однако чиновники дворцового ведомства принесли Крюгеру только золотые часы, на которых не было ни одного бриллианта. Николай 1 узнал об этом и сказал художнику: - Видите, как меня обкрадывают! Но если бы я захотел по закону наказать всех воров моей империи, для этого мало было бы всей Сибири, а Россия превратилась бы в такую же пустыню, как Сибирь.
Денис Давыдов, высоко ценя Александра Сергеевича Меншикова (правнука знаменитого фаворита Петра 1), как-то сказал ему: - Ты так умно и так ловко умеешь приладить ум свой ко всему по части дипломатической, военной, морской, административной, за что ни возьмешься, что, поступи ты завтра в монахи, в шесть месяцев будешь митрополитом.
У себя в кабинете Меншиков повесил распятие, а по обе его стороны портреты Аракчеева и Бенкендорфа. - Смотрите, - говорил он своим друзьям, - вот Христос, распятый между двумя разбойниками.
Однажды, встретив во дворце князя Меншикова, герой многих войн Алексей Петрович Ермолов (1777-1861) обратил внимание на то, что князь пристально вглядывается в собственное отображение в зеркале. Меншиков был известен, как и Ермолов, тем, что не лез за словом в карман и был тоже знаменитый шутник и весельчак. - Что это ты так внимательно рассматриваешь? - спросил Ермолов Меншикова. - Да вот, боюсь, не слишком ли я небрит, - ответил Меншиков, проводя ладонью по подбородку. - Эка, батюшка, нашел чего бояться! Высунь язык, да и побрейся.
Один важный сановник, о котором прошла молва, что его били в игорном доме за шулерство, получил орден Андрея Первозванного. И когда адмирал Меншиков увидел его во дворце на приеме у царя в новенькой синей андреевской ленте, сказал громогласно: - Однако основательно колотили этого мерзавца: посмотрите, какой огромный синяк у него вскочил!
Ермолов, будучи вызван к Николаю I, увидел возле двери его кабинета группу генералов, говоривших по-немецки. - Господа, - обратился к ним Ермолов, старший среди них всех и годами и званием, - кто из вас знает по-русски? Доложите государю, что Ермолов прибыл... Царь остался доволен беседой с Ермоловым и, прощаясь, спросил его, какую бы награду он хотел получить. - Произведите меня в немцы, ваше императорское величество, - ответил Ермолов.
В конце 1841 года Ермолов заболел и послал к своему постоянному лечащему врачу Высоцкому. Однако тот из-за того, что за последние годы очень разбогател, приехал к своему пациенту лишь на следующий вечер. Меж тем утром Ермолов нашел себе другого врача, и тот уже успел и осмотреть его и назначить курс лечения. Когда Высоцкий попросил доложить, что он приехал, то Ермолов велел ему сказать, что он болен и потому принять его не может.
Вскоре после учреждения Корпуса жандармов, служащие которого носили мундиры голубого цвета, Ермолов сказал об одном из армейских генералов: - Мундир на нем зеленый, но если хорошенько поискать, то, наверно, в подкладке найдешь голубую заплатку.
Граф Павел Дмитриевич Киселев (1788 - 1872), которого Николай I называл "начальником штаба по крестьянской части", в 1837 году был назначен главой Министерства государственных имуществ и провел реформу управления государственными крестьянами. Когда подходила к концу война против горцев Кавказа, которыми руководил Шамиль, несколько наиболее непокорных аулов все еще упорно сопротивлялись русским войскам. - Кого же послать на Кавказ, чтобы разорить эти аулы? - спросил однажды Николай I членов Государственного совета. - Конечно, Павла Дмитриевича, - посоветовал Меншиков. - Он миллионы государственных крестьян разорил. Чего стоит ему разорить несколько аулов.
Николай I очень восхищался известным иллюзионистом и фокусником Боско. - Да что там Боско! - сказал как-то царю Меншиков. - У вас, ваше величество, есть свой фокусник, отечественный, получше заморского. - Кто ж таков? - спросил царь. - Да министр финансов Канкрин. Он берет в одну руку серебро, в другую - золото, дунет в одну руку - выходят бумажные ассигнации, дунет в другую - бумажные облигации.
Когда министром народного просвещения был назначен Авраам Сергеевич Норов, во время одной из войн потерявший ногу, а кроме того очень недалекий и плохо образованный, то в товарищи к себе он попросил назначить столь же малообразованного и не больно умного князя П. А. Ширинского-Шихматова (1790-1853). А.С. Меншиков, узнав о таком дуэте, оценил его так: "У нас и всегда-то народное просвещение тащилось, как кляча, но все же эта кляча была четырехногая, а теперь стала трехногой, да еще и с дурным норовом".
Однажды Николай I совершенно внезапно появился в Пулковской обсерватории. Вместе с ним вошло множество придворных и генералов, усыпанных орденами. Директор обсерватории академик Василий Яковлевич Струве (1793 - 1864) настолько растерялся, что непроизвольным первым его движением было то, что он отступил и спрятался за телескоп. - Что же это он? - удивился царь, обращаясь к свите. А.С. Меншиков тут же ответил: "Он испугался, увидев такую огромную россыпь звезд не на своих местах".
В адмиралтействе из-за медленного прохождения службы во флоте оказывались одни лишь глубокие старики. Естественно, что там часто случались похороны. А.С. Меншиков 20 лет, с 1836 до 1855 года, был министром морских сил. Однажды Николай I спросил, почему у него так часто умирают члены генерал-аудитората и адмиралтейств-совета. И назвал четырех умерших недавно адмиралов. - О, ваше величество, - ответил Меншиков, - они уже давно умерли, а в это время их только хоронили.
Однажды с петербургской гарнизонной гауптвахты на имя Николая I поступил донос, написанный содержащимся там под стражей морским офицером. Моряк писал, что вместе с ним сидел один гвардейский офицер, которого отпустил на несколько часов домой заступивший на караул новый караульный начальник, оказавшийся другом арестованного гвардейца. Николай, установив, что жалобщик прав, отдал обоих офицеров - и арестованного, и освободившего его начальника караула - под суд, который разжаловал и того и другого в рядовые, а доносчику велел выдать в награду одну треть месячного жалованья, но... обязательно записать в его послужном формуляре, за что именно получил он эту царскую награду.
Иван Андреевич Крылов по приказу императора Николая I был принят в Публичную библиотеку на должность библиотекаря. Там же, в здании Императорской Публичной библиотеки находилась и квартира, в которой Крылов жил. Рядом с библиотекой стоял один из дворцов - Аничков, в котором часто бывал Николай. Однажды император и библиотекарь встретились на Невском, и Николай радушно произнес: - А, Иван Андреевич! Каково поживаешь? Давненько не виделись мы с тобой. - Давненько, ваше величество, а ведь, кажись, соседи.
Однажды один из читателей посетовал Крылову: - Басня ваша «Лисица и Виноград» хороша, да где же вы, батенька мой, видывали, чтоб лисица виноград ела? - Да я сам не верил, да вот Лафонтен убедил, - ответил Крылов.
Крылов одевался крайне неряшливо, носил залитые соусом и жиром сюртуки, надетые вкривь и вкось жилеты, волосы его были растрепаны, в квартире царил вечный беспорядок. Однажды получил он приглашение на придворный маскарад и спросил у одной из опекавших его женщин, в каком костюме явиться ему на маскарад, чтобы никто его там не узнал. - Вы, Иван Андреевич, вымойтесь да причешитесь, и вас никто не узнает.
Незадолго до смерти врачи предложили Крылову придерживаться строжайшей диеты. Большой любитель поесть, Крылов невыразимо страдал от этого. Однажды в гостях он с жадностью смотрел на различные недоступные ему яства. Это заметил один из молодых франтиков и воскликнул: "Господа! Посмотрите, как разгорелся Иван Андреевич! Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть!" (Последняя фраза принадлежала самому Крылову и была на- писана им во всенародно известной басне "Волк на псарне".) Крылов, услышав направленную против него колкость, ответил лениво: "За себя не беспокойтесь, мне свинина запрещена".
Н.В. Кукольник шел за гробом И. А. Крылова. - Кого это хоронят? - спросил у него прохожий. - Министра народного просвещения. - Разве граф Уваров скончался? - Это не Уваров, а Иван Андреевич Крылов. - Но ведь Уваров - министр, а Крылов был баснописцем. - Это их смешивают, - ответил Кукольник. - Настоящим министром народного просвещения был Крылов, а Уваров в своих отчетах писал басни.
В 1829 году один только что выпущенный лицеист, еще не снявший лицейского мундира, встретил на Невском Пушкина. Пушкин подошел к нему и спросил: - Вы, верно, только что выпущены из Лицея? - Только что выпущен с прикомандированием к гвардейскому полку, - с гордостью ответил юноша. - А позвольте спросить вас, где вы теперь служите? - Я числюсь по России, - ответил Пушкин.
Пушкину предложили написать критическую рецензию на один из исторических романов Булгарина. Он отказался, сказав: - Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь.
Однажды Пушкин пригласил нескольких своих друзей и приятелей в дорогой ресторан Доминика. Во время обеда туда зашел граф Завадовский, известный петербургский богач. - Однако, Александр Сергеевич, видно, туго набит у вас бумажник! - Да ведь я богаче вас, вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный - с 36 букв русской азбуки.
Когда Николай I подъезжал к родному для Белинского и Лермонтова уездному городишке Пензенской губернии Чембару, кучер вывалил его из экипажа, Николай сломал при этом ключицу и левую руку, должен был идти пешком семнадцать верст до Чембара и пролежать там на попечении местных эскулапов целых шесть недель, пока не срослись кости. Когда стал поправляться, захотел увидеть чембарских уездных чиновников, и пензенский губернатор Панчулидзев собрал их в доме уездного предводителя дворянства, в котором жил император. Они оделись в новую, залежавшуюся в их сундуках и пропахшую махоркой - от моли! - форму, очень стеснительную для них, кургузых, оплывших, привыкших к домашним халатам, и выстроились по старшинству в чинах в шеренгу, при шпагах, а треугольные шляпы с позументом деревянно держали в неестественно вытянутых по швам руках. Трепещущие, наполовину умершие от страха, смотрели они на огромного царя, когда губернатор услужливо отворил перед ним дверь его спальни. Николай осмотрел внимательно всю шеренгу и сказал по-французски губернатору, милостиво улыбаясь: - Но послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю! Губернатору была известна огромная память царя Николая на лица и фамилии, но он знал также и то, что до этого Николай никогда не был в Чембаре, и он спросил его недоуменно: - Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество? И Николай ответил, продолжая милостиво улыбаться: - Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием "Ревизор".
Актер Василий Андреевич Каратыгин (1802 - 1853) хоронил как-то знакомого офицера-картежника. - Ну, как вам понравились похороны? - спросили его. - Сначала ехали казаки с пиками, потом шли музыканты с бубнами, там - духовенство с крестами, а потом и сам с червями, а за ним шли тузы, дамы, валеты и в конце - двойки, тройки и четверки.
Государь Николай Первый вышел к полку. По недосмотру одна пуговица на обшлаге оказалась незастегнутой, о чем адъютант доложил, намереваясь помочь. Государь сказал голосом, который был слышан всему полку: - Я одет по форме. Это полк одет не по форме. И тотчас полк расстегнул одну пуговицу на обшлаге.
Шел как-то Николай ночью по столице - любил проверять посты. На встречу прапорщик (в то время низший офицерский чин) одной из инженерных частей. Увидел царя и вытянулся во фронт. "Откуда ты?", спрашивает император. "Из депа, Ваше величество". "Дурак! Разве "депо склоняется?" "Все склоняется перед Вашим величеством". Николай любил, когда перед ним склонялись и прапорщик проснулся капитаном.
Однажды в мастерскую к Карлу Павловичу Брюллову (1799-1852) приехало семейство для того, чтобы познакомиться с его учеником Николаем Александровичем Рамазановым (1815 - 1868), будущим известным скульптором и искусствоведом. Брюллов был рассержен на Рамазанова и, обращаясь к посетителям, сказал, представляя своего ученика: - Рекомендую - пьяница. - А это - мой профессор, - ответил Николай Александрович.
Лист и Николай I. Когда Ференц Лист давал концерт в Петербурге, находившийся в своей ложе царь Николай I стал довольно громко разговаривать со своими придворными. Лист остановил свою игру. Николай I спросил его: "Почему вы прекратили играть?" Лист ответил: "Когда говорит русский царь, все остальные должны молчать".
Младшему брату императора Николая I великому князю Михаилу Павловичу представили отставного гвардейского унтер-офицера с целым бантом боевых наград. Михаил стал расспрашивать старика о его службе, походах, ранениях и начальниках. - Начальники все были хорошие, - отвечал старик, - отцы-командиры! - И, ответив так, улыбнулся. - А где ж твои зубы, старик? - спросил великий князь, заметив, что во рту у ветерана нет ни одного зуба. - Начальство повыбило, - добродушно ответил кавалер и ветеран. (Справедливости ради следует пояснить, что такое могло случиться с солдатом, когда он еще не был награжден ни одной медалью. Любая солдатская медаль уже спасала его и от рукоприкладства, и от телесных наказаний. Тем более если у солдата наград было несколько).
13 сентября 1854 года французские и английские войска высадились на западном берегу Крыма, у Евпатории. Берег был не защищен. Лишь шести казакам во главе с лейтенантом Стеценко было приказано наблюдать за действиями противника и доносить главнокомандующему Крыма адмиралу Меншикову. Начальник штаба Сент-Арно полковник Трошю и военный секретарь Раглана Стиль были посланы с переводчиком Кальвертом в Евпаторию с требованием немедленно сдать город. Их привели к старенькому чиновнику, начальнику карантинной стражи, состоящей из нескольких инвалидов. Письменное требование о сдаче города было передано ему. Никакого языка, кроме русского, он не знал, но бумагу, полученную из рук полковника Трошю, тут же деятельно проколол булавкой не менее чем в двадцати местах и окурил. Когда Кальверт, по-русски говоривший очень плохо, кое-как растолковал ему, что пришла масса кораблей, до отказа набитых войсками, затем, чтобы высадиться в Крыму, старичок подумал и ответил: - Высадиться, отчего же-с, высаживаться на берег не воспрещается. Только, господа, в видах эпидемии холерной, не иначе, как приказано от начальства, высаживаться непременно в карантин и выдержать там положенный четырнадцатидневный срок?
Один богатый саратовский помещик поехал в Петербург только для того, чтоб увидеть императора Николая I. Приехав в столицу, помещик стал подолгу гулять у Зимнего дворца. Однажды он увидел высокого офицера с властным взглядом и горделивой осанкой. Помещик решил, что скорее всего это какая-то важная птица и, поклонившись, спросил: - Извините меня, милостивый государь, что не будучи вам представлен, хочу просить вас об одолжении. - Извольте, - проговорил Николай. - Видите ли, я сорок лет живу на свете, но ни разу не видел государя. А вы, наверное, видите его чуть ли не каждый день. - Да это так, - ответил Николай. - Тем более что я и есть государь император. - Ну, если вы император российский, то я император китайский, - рассмеялся помещик. - Я пошутил, - сказал Николай. - Я флигель-адъютант государя и постараюсь вам помочь. После этого Николай спросил, где помещик остановился, и обещал, что попросит своего товарища - другого флигель-адъютанта навестить его и привезти во дворец. На следующее утро у гостиницы, где жил помещик, остановилась коляска, и новый флигель-адъютант повез его к Зимнему дворцу. Когда коляска остановилась у одного из подъездов, помещик удивился, что солдаты взяли "на караул", а барабанщики ударили дробь. Флигель-адъютант провел его в комнаты царя, но помещик, увидев Николая, все еще считал, что перед ним не император, а офицер. И только когда царь пригласил его с собою позавтракать и вышедший придворный назвал его "Ваше императорское величество", наивный провинциал понял, кто на самом деле его знакомый.
13 февраля 1855 года пришлось на воскресенье первой недели великого поста, а в это воскресенье обычно в церквах совершали обряд «проклятия». Торжественно проклинали вождей народных восстаний - Степана Разина и Емельяна Пугачева - и пели "Вечную память" умершим царям. В Казанском соборе служил обедню митрополит, а лаврский иеродиакон Герман, обладатель единственного в своем роде громоподобного голоса, провозглашал перед амвоном "анафему" и "Вечную память". И то и другое должно было потрясать сердца молящихся. Но вот - привычка ли тут сказалась, или усталость, или временная рассеянность, - только втянув воловью шею в жирные плечи, багровый от натуги, проревел Герман: - Благочестивейшему, самодержавнейшему и великому государю нашему Николаю вее-чная п-а-а-а... Он опомнился, испуганно оборвал свой рев, но певчие на хорах подхватили его и грянули: - Вечная па-амять! Митрополит с амвона махал им руками и кричал: - Многая лета! Многая лета! Публика в церкви переглядывалась в недоумении. Произошло общее замешательство. Одни из певчих начинали "Многая лета", в то время как другие заканчивали "Вечная память". Только через несколько дней немногодумный иеродиакон понял, что на него снизошел в этот момент дар пророчества… 18 февраля в первом часу дня Николай Первый умер.
Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Дружба
|
#6 | Четверг, 17.09.2015, 12:36
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
АНЕКДОТЫ ОБ АЛЕКСАНДРЕ II
Александр II, прогуливаясь по фешенебельному чешскому курорту Карлсбад, познакомился с немцем - местным жителем. Царь был в статском платье и гулял один. - Чем вы занимаетесь и как вообще вам живется? - спросил немца Александр. - Я имею сапожную мастерскую, и положение мое прекрасно, - ответил немец и спросил в свою очередь: - А вы кто такой и чем занимаетесь? - Я русский император, - ответил Александр. - Да, это тоже хорошее положение, - флегматично заметил немец.
Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев (1843 - 1882) однажды был опечален кончиной близкого ему человека и, недовольный тем, что врач не спас того от смерти, обратился к нему с раздражением и досадой: - Почтенный эскулап, много ли вы отправили людей на тот свет? - Тысяч на десять меньше вашего, - ответил доктор.
Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев отличался необыкновенным хладнокровием и большой храбростью. Во время русско-турецкой войны 1877 - 1878 годов Скобелев как-то писал приказ, сидя на открытом воздухе, вблизи неприятельских позиций. Он уже дописал приказ и хотел было наклониться, чтобы, по старому обычаю, засыпать чернила песком, как вдруг совсем рядом взорвался турецкий снаряд и бумагу засыпало песком. - Что-то нынче турки особенно внимательны ко мне. На каждом шагу стараются оказать мне какую-нибудь услугу, - проговорил Скобелев весело.
Однажды Тургенев опоздал к званому обеду в одном из домов и, найдя все места за столом уже занятыми, сел за маленький столик. В это время вошел еще один опоздавший гость - генерал. Он взял у слуги суп и подошел к Тургеневу, ожидая, что тот встанет и уступит ему свое место. Однако Тургенев не вставал. - Милостивый государь! - сказал генерал раздраженно, - знаете ли вы, какая разница между скотом и человеком? - Знаю, - ответил Тургенев громко. - Разница в том, что человек ест сидя, а скотина - стоя.
Во время предсмертной болезни Тютчева посетил Александр II, никогда до того у поэта не бывавший. Когда это случилось, Тютчев сказал: - Это приводит меня в большое смущение, ибо будет крайне неделикатно не умереть на другой же день после царского посещения.
Император Александр Второй по вечерам, в офицерской шинели, подняв воротник, иногда бродил вдоль Сенатской площади. Однажды встречается ему интересная дама. Он знакомится с ней, рекомендуется офицером, она вдова полковника. Ну, того... она разрешает прийти к ней, но с черного хода. Царь доволен, что удалось сохранить инкогнито, что его не узнали, ночью идет по адресу, со двора. Заднюю лестницу моет прислуга. Он - как пройти к полковнице? А та: "Что ты, что ты, батюшка. Уходи скорее, сюда скоро сам царь пожалует!" Пришлось царю удирать.
Один провинциальный актер, совершенно бездарный, но с непомерно раздутым самомнением, встретился с Александром Николаевичем Островским (1823 - 1886) в Московском артистическом кружке. - Здравствуйте, батюшка, - приветливо поздоровался с актером Островский, - в Москву пожаловали? - Да так, мимоездом остановился на ваших хваленых актеров посмотреть. - Вот как! А знаете, какой со мной случай вышел. Нанял я извозчика. Лошаденка у него оказалась никуда не годная. Он ее и лаской; и кнутом, - а она ни с места. Говорю я ему: "Чего она у тебя такая?" А он мне: "Чего только, барин, с ней ни делал - даже на бега ее, подлую, два раза водил, рысаков ей показывал, а она, подлая, ни в какую: как была клячей, так и осталась".
Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Дружба
|
#7 | Четверг, 17.09.2015, 12:37
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
ИЗ РУССКОЙ ЖИЗНИ НАЧАЛА XIX ВЕКА
Первая реакция Кутузова
Когда Кутузов получил повеление прибыть к императору для назначения на должность командующего русскими армиями, он сказал:
"Мне предстоит великое и весьма трудное поприще. Я противу Наполеона почти не служил. Он всё шёл вперёд, а мы ретировались. Может быть, по обстоятельствам нельзя было иначе".
После назначения главнокомандующим русскими армиями Кутузов, выходя из кабинета императора, вспомнил, что у него нет средств, чтобы добраться до армии. Сам Кутузов рассказывал об этом так:
"Затворяя уже дверь кабинета, я вспомнил, что у меня ни полушки нет денег на дорогу. Я воротился и сказал:
"Mon maitre, je n'ai pas un sou d'argent (Государь, у меня нет денег ни копейки)".
Государь пожаловал мне 10000 рублей".
Негодование ямщиков
Когда Наполеон уже вошел в Москву, негодование ямщиков московской дороги достигло ушей императора. Ямщики жаловались на то, что крестьян берут на военную службу, а ямщиков нет. А ямщики обещали отдать на военную службу каждого второго сына, снарядить их за свой счёт и дать им лучших своих лошадей. Император дал согласие на формирование частей из ямщиковых детей, и через некоторое время было создано несколько таких полков.
Случай в Житомире
Командующему Житомирским батальоном внутренней стражи полковнику Зелепуге был доставлен некто Ржевусский, который был смотрителем русских провиантских складов, но при наступлении французов передал им эти склады в целости и сохранности. Главнокомандующий русской армии адмирал Чичагов прислал Зелепуге предписание, в котором Ржевусский обвинялся в измене, и приказывалось изменника расстрелять. Местные поляки были сильно взволнованы этим известием, тем более что незадолго до этого события был издан манифест императора, в котором была дарована амнистия тем военным преступникам, которые обвинялись в мелких и неважных преступлениях. Поляки требовали, чтобы к императору была отправлена эстафета с прошением о помиловании для Ржевусского.
Полковник Зелепуга знал, чем может ему грозить невыполнение приказа главнокомандующего, и отказался выполнить требования поляков. В день казни для сохранения порядка кроме Житомирского батальона были приведены в готовность и три запасных эскадрона. Увидев такую военную силу, поляки бунтовать не решились, и Ржевусский был расстрелян. Однако через некоторое время на месте погребения Ржевусского поляки установили памятник.
Солдатская присяга
Известно, что во время событий 14-го декабря 1825 года нижние чины гвардейского экипажа тоже были на площади и отказывались присягать Николаю I. По просьбе офицеров гвардейского экипажа уговаривать нижних чинов приехали Николаай I, великий князь Михаил Павлович, только что прибывший из Варшавы от Константина Павловича, и несколько генералов свиты. Люди держали ружья и говорили, что они уже присягнули Константину Павловичу. Вот если сам Константин Павлович приедет и скажет, что он освобождает их от присяги, то они готовы будут присягнуть Николаю Павловичу. Великий князь Михаил Павлович на такие слова объявил, что он сам только что из Варшавы, и что великий князь Константин Павлович сам присягнул императору Николаю Павловичу, и что он именем великого князя призывает их присягнуть законному императору Николаю Павловичу. Но все усилия не давали никакого результата. Один из генералов подъехал к солдатам и спросил:
"Что вы упорствуете? Вы знаете, что вам за это будет хуже?"
Один из солдат ответил:
"Вам, изменникам генералам, нужды нет всякий день присягать, а мы присягой не шутим".
Впрочем, на следующий день гвардейский экипаж раскаялся в своем поведении, и ему после освящения было возвращено его знамя.
Присяга Николаю I в Москве
17 декабря 1825 года (ст. стиля) после получения извещения из Петербурга о вошествии на престол императора Николая Павловича, в правительственном сенате московских департаментов был зачитан манифест о восшествии на престол Николая I и сопутствующие документы. К восьми часам утра вся московская верхушка собралась в Успенском соборе московского Кремля, где архиепископ Филарет начал священнослужение. Он вынес на голове из алтаря серебряный ковчег, в котором находились хартия о наследовании престола, изданная Палом I, завещание императора Александра I и отречение от престола великого князя Константана Павловича. Филарет вынул завещание и показал всем целостность печати. После краткого слова Филарет огласил завещание Александра и отречение Константина. Помня о смуте в Петербурге, Филарет решился на неожиданные слова. Осеняя всех крестом, он громко произнес:
"Разрешаю и благославляю!"
Эти слова моментально вылетели за пределы храма и стали известны многотысячной толпе на площади перед храмом, а потом и всей Москве. Присяга прошла без инцидентов.
Денис Давыдов об одном генерале, который на море угодил в ужасный шторм, сказал:
"Бедняжка, что он должен был выстрадать! Он, который боится воды, как огня".
Обер-гофмаршал граф Николай Александрович Толстой был до такой степени бережлив в расходах по управлению и содержанию дворца, что император Александр Павлович иногда смеялся над ним и один раз в шутку назвал его скрягою. Граф спокойно ответил:
"Так не угодно ли будет вашему величеству поручить должность мою А.Л.Нарышкину?" - на что государь расхохотался.
Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Дружба
|
#8 | Четверг, 17.09.2015, 12:38
|
Автор темы
Королева Аленей
Общество анонимных аленей
Юзер-бар +
Однажды, в Царском Селе, императрица, проснувшись ранее обыкновенного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим воздухом и увидела у подъезда нескольких придворных служителей, которые поспешно нагружали телегу казенными съестными припасами. Екатерина долго смотрела на эту работу, незамечаемая служителями, наконец крикнула, чтобы кто-нибудь из них подошел к ней. Воры оторопели и' не знали что делать. Императрица повторила зов, и тогда один из служителей явился к ней в величайшем смущении и страхе.
— Что вы делаете? — спросила Екатерина.— Вы, кажется, нагружаете вашу телегу казенными припасами?
— Виноваты, Ваше Величество,— отвечал служитель, падая ей в ноги.
— Чтоб это было в последний раз, сказала императрица,— а теперь уезжайте скорее, иначе вас увидит обер-гофмаршал и вам жестоко достанется от него.
В другой раз, гуляя по саду, императрица заметила, что лакеи несут из дворца на фарфоровых блюдах персики, ананасы и виноград. Чтобы не встретиться с ними, Екатерина повернула в сторону, сказав окружающим:
— Хоть бы блюда мне оставили.
На звон колокольчика Екатерины никто не явился из ее прислуги. Она идет из кабинета в уборную и далее и, наконец, в одной из задних комнат видит, что истопник усердно увязывает толстый узел. Увидев императрицу, он оробел и упал перед нею на колени.
— Что такое? — спросила она.
— Простите меня, Ваше Величество.
— Да что же такое ты сделал?
— Да вот, матушка-государыня: чемодан-то набил всяким добром из дворца Вашего Величества. Тут есть и жаркое и пирожное, несколько бутылок пивца и несколько фунтиков конфект для моих ребятишек. Я отдежурил мою неделю и теперь отправляюсь домой.
— Да где ж ты хочешь выйти?
— Да вот здесь, по этой лестнице.
— Нет, здесь не ходи, тут встретит тебя обер-гофмаршал (Григ. Ник. Орлов), и я боюсь, что детям твоим ничего не достанется. Возьми-ка свой узел и иди за мною.
Она вывела его через залы на другую лестницу и сама отворила дверь:
— Ну, теперь с Богом!
Граф Самойлов получил Георгия на шею в чине полковника. Однажды во дворце государыня заметила его, заслоненного толпою генералов и придворных.
— Граф Александр Николаевич,— сказала она ему,— ваше место здесь впереди, как и на войне.
На одном из придворных собраний императрица Екатерина обходила гостей и к каждому обращала приветливое слово. Между присутствующими находился старый моряк. По рассеянию случилось, что, проходя мимо него, императрица три раза сказала ему: «Кажется, сегодня холодно?» — «Кет, матушка, Ваше Величество, сегодня довольно тепло»,— отвечал он каждый раз. «Уж воля Ее Величества,— сказал он соседу своему,— а я на правду черт».
«Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом»,— говорила Екатерина II какому-то генералу. «Разница большая,— отвечал он,— сейчас доложу Вашему Величеству. Вот изволите видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе».— «А, теперь понимаю»,— сказала императрица.
Княгиня Варвара Александровна Трубецкая неразлучно жила с супругою Хераскова около 20 лет в одном дому, чему покойная императрица Екатерина крайне удивлялась и говаривала публично: «Не удивляюсь, что братья между собою дружны, но вот что для меня удивительно, как бабы столь долгое время уживаются между собою».
Кречетников, при возвращении своем из Польши, позван был в кабинет императрицы.
— Исполнил ли ты мои приказания? — спросила императрица.
— Нет, государыня,— отвечал Кречетников). Государыня вспыхнула.
— Как нет!
Кречетников стал излагать причины, не дозволившие ему исполнить высочайшие повеления. Императрица не слушала, в порыве величайшего гнева она осыпала его укоризнами и угрозами. Кр(ечетников) ожидал своей гибели. Наконец императрица умолкла и стала ходить взад и вперед по комнате. Кр(ечетников) стоял ни жив ни мертв. Через несколько минут государыня снова обратилась к нему и сказала уже гораздо тише:
— Скажите мне, какие причины помешали вам исполнить мою волю?
Кр(ечетников) повторил свои прежние оправдания. Екатерина, чувствуя его справедливость, но не желая признаться в своей вспыльчивости, сказала ему с видом совершенно успокоенным:
— Это дело другое. Зачем же ты мне тотчас этого не сказал?
Александр Иванович (Рибопьер) был большой анекдотист, тоже и Александр Николаевич Голицын. Рибопьер мне, между прочим, рассказывал, что при Екатерине было всего 12 андреевских кавалеров. У него был старый дядя, Василий Иванович) Жуков, который смерть как хотел получить голубую кавалерию. Один из 12-ти умер, и князь просил Екатерину ему дать этот орден — он был сенатор и очень глупый человек. Получивши ленту, он представился, чтобы благодарить. После представления его спросили, что сказала ему государыня. «Очень хорошо приняла и так милостиво отнеслась, сказала: «Вот, Василий Ив(анович>, только живи, до всего доживешь».
В эрмитажных собраньях, при императрице Екатерине, некоторое время заведен был ящик для вклада штрафных денег за вранье. Всякий провинившийся обязан был опустить в него 10 копеек медью. При ящике назначен был казначеем Безбородко, который собранные деньги после раздавал бедным.
Между другими в эрмитажные собрания являлся один придворный, который, бывало, что ни скажет, все невпопад, или солжет. Неуклюжий казначей беспрестанно подходил к нему с ящиком, и этот враль почти один наполнял ящик деньгами. Раз, по разъезде гостей, когда при императрице остались немногие, самые приближенные, Безбородко сказал:
— Матушка-государыня, этого господина не надобно бы пускать в Эрмитаж, а то он скоро совсем разорится.
— Пусть приезжает,— возразила императрица,— мне дороги такие люди; после твоих докладов и после докладов твоих товарищей я имею надобность в отдыхе; мне приятно изредка послушать и вранье.
— О, матушка-императрица,— сказал Безбородко,— если тебе это приятно, то пожалуй к нам в первый департамент правительствующего Сената: там то ли ты услышишь!
Безбородко очень любил свою родину — Малороссию и покровительствовал своим землякам. Приезжая в Петербург, они всегда являлись к канцлеру и находили у него ласковый прием.
Раз один из них, коренной хохол, ожидая в кабинете за креслом Безбородко письма, которое тот писал по его делу к какому-то влиятельному лицу, ловил мух и, неосторожно размахнувшись, вдруг разбил стоявшую на пьедестале дорогую вазу.
— Ну что, поймал? — спросил Безбородко, не переставая писать.
Безбородко говорил об одном своем чиновнике: «Род человеческий делится на он и она, а этот — оно».
По воцарении императора Павла, к Безбородко пришли спросить, можно ли пропустить иностранные газеты, где, между прочими рассуждениями, помещено было выражение: «Проснись, Павел!»
— Пусть пишут,— отвечал Безбородко,— уже так проснулся, что и нам никому спать не дает!
Когда получили известие о взятии Очакова, то граф А. Г. Орлов дал большой обед в Москве по этому случаю. Сидят все за столом, и хозяин во всех орденах и с портретом императрицы. Середи обеда и будучи уже навеселе Орлов подозвал к себе расхаживавшего вокруг стола дурака Иванушку {Нащокина) и дал ему щелчок по лбу. Иванушка потер лоб и пошел опять ходить кругом стола, а чрез некоторое время подходит к гр(афу) Алексею Григорьевичу и, указывая на изображение государыни, спрашивает его:
— Это что у тебя такое?
— Оставь, дурак, это портрет матушки нашей императрицы,— отвечал Орлов и при этом приложился к портрету.
Иванушка: «Да ведь у Потемкина такой же есть?»
Орлов: «Да, такой же».
— Потемкину-то дают за то, что города берет, а тебе, видно, за то, что дураков в лоб щелкаешь.
Орлов так взбесился, что чуть не убил дурака.
На даче Льва Александровича Нарышкина (...) (на Петергофской дороге) и на даче графа А. С. Строганова (на Выборгской стороне, за Малой Невкой) в каждый праздничный день был фейерверк, играла музыка, и если хозяева были дома, то вдех гуляющих угощали чаем, фруктами, мороженым. На даче Строганова даже танцевали в большом павильоне не званые гости, а приезжие из города повеселиться на даче — и эти танцоры привлекали особенное благоволение графа А. С. Строганова и были угощаемы. Кроме того, от имени Нарышкина и графа А. С. Строганова ежедневно раздавали милостыню убогим деньгами и провизией и пособие нуждающимся. Множество бедных семейств получали от них пансионы. Домы графа А. С. Строганова и Л. А. Нарышкина вмещали в себе редкое собрание картин, богатые библиотеки, горы серебряной и золотой посуды, множество драгоценных камней и всяких редкостей. Императрица Екатерина II в шутку часто говорила: «Два человека у меня делают все возможное, чтоб разориться, и никак не могут!»
Князь (А.Н.) Голицын рассказал, что однажды Суворов был приглашен к обеду во дворец. Занятый одним разговором, он не касался ни одного блюда. Заметив это, Екатерина спрашивает его о причине.
— Он у нас, матушка-государыня, великий постник — отвечает за Суворова Потемкин,— ведь сегодня сочельник, он до звезды есть не будет.
Императрица, подозвав пажа, пошептала ему что-то на ухо; паж уходит и чрез минуту возвращается с небольшим футляром, а в нем находилась бриллиантовая орденская звезда, которую императрица вручила Суворову, прибавя, что теперь уже он может разделить с нею трапезу.
Елагин, Иван Перфильевич, известный особенно «Опытом повествования о России до 1389 года», главный придворной музыки и театра директор, про которого Екатерина говорила: «Он хорош без пристрастия», имел при всех достоинствах слабую сторону — любовь к прекрасному полу. В престарелых уже летах (...), Иван Перфильевич, посетив любимую артистку, вздумал делать пируэты перед зеркалом и вывихнул себе ; ногу, так что стал прихрамывать. Событие это было доведено до сведения государыни. Она позволила Елагину приезжать во дворец с тростью и при первой встрече с ним не только не объявила, что знает настоящую причину постигшего его несчастья, но приказала даже ему сидеть в ее присутствии. Елагин воспользовался этим правом, и в 1795 году, когда покоритель, Варшавы имел торжественный прием во дворце, все стояли, исключая Елагина, желавшего выказать свое значение. Суворов бросил на него любопытствующий взгляд, который не ускользнул от проницательности императрицы. «Не удивляйтесь,— сказала Екатерина победителю,— что Иван Перфильевич встречает вас сидя: он ранен, только не на войне, а у актрисы, делая прыжки!»
У Потемкина был племянник Давыдов, на которого Екатерина не обращала никакого внимания. Потемкину это казалось обидным, и он решил упрекнуть императрицу, сказав, что она ему не только никогда не дает никаких поручений, но и не говорит с ним. Она отвечала, что Давыдов так глуп, что, конечно, перепутает всякое поручение.
Вскоре после этого разговора императрица, проходя с Потемкиным через комнату, где между прочим вертелся Давыдов, обратилась к нему:
— Подите, посмотрите, пожалуйста, что делает барометр.
Давыдов с поспешностью отправился в комнату, где висел барометр, и, возвратившись оттуда, доложил:
— Висит, Ваше Величество.
Императрица, улыбнувшись, сказала Потемкину:
— Вот видите, что я не ошибаюсь.
В 1793 году Яков Борисович Княжнин зз трагедию «Вадим Новгородский» выслан был из Петербурга. Чрез краткое время обер-полицмейстер (Н. И.) Рылеев, докладывая Екатерине о прибывших в столицу, именовал Княжнина.
— Вот как исполняются мои повеления,— с сердцем сказала она,— поди узнай верно, я поступлю с ним, как императрица Анна.
Окружающие докладывают, что вместо Княжнина прибыл бригадир Князев, а между тем и Рылеев возвращается. Екатерина, с веселым видом встречая его, несколько раз повторила:
— Никита Иванович!., ты не мог различить князя с княжною.
Однажды я написала сочинение "Как я провела лето". Раскрыли 5 угонов, 3 убийства, 6 ограблений, 2 теракта.
|
Статус: нет меня
|
|
|
