Сон. Часть-1

(повесть по мотивам русских и украинских народных сказок для всей семьи)

РАССКАЗКА ПЕРВАЯ

Зимние каникулы пролетели очень быстро, растаяли, как первый снег, упавший на еще не остывшую, теплую землю. Тема Птичкин, одиннадцатилетний мальчик, был этим очень огорчен. Он так и не нагулялся за каникулы: день короткий, и едва наступают сумерки, мама уже зовет его домой.
Артем со своим дружком-одноклассником в последний день каникул соревновался в поедании мороженого. Птичкин съел шесть порций и победил. Но за все надо платить – он заболел ангиной.
Температура под сорок. Благо, за два дня ее удалось сбить. Ослабевший и бледненький он валялся в смятой постели, а мама усиленно пичкала его лимонами, заставляя, есть вместе с кожурой. Она где-то вычитала, что будто бы с кожурой полезнее. Поила соком редьки, парила ноги, ставила горчичники, да мало ли еще что ни сделает, ни придумает мать, когда любимое чадо расхворалось.
«Лучше бы я не соревновался», – грустно вздыхал Птичкин. Отец, чтобы хоть как-то занять окончательно скисшего сына, купил ему сборник русско-украинских сказок с красочными картинками.
Мальчик взахлеб читал книгу до позднего вечера. В голове у Артема все перемешалось: герои, их подвиги и приключения, но в сердечке было ощущение чуда. Так он и заснул с блаженной улыбкой на лице. Одноглазая старуха ночь, заглядывая в детскую желтым оком – луной, освещала зыбким светом спящего Птичкина, его любимые игрушки и книги, шкодливого котенка Ваську, калачиком свернувшегося в ногах мальчика.
Артема разбудил стук, раздававшийся сверху. Не открывая глаз, он тихо пробурчал: «Ох уж этот сосед дядя Федя. Стучит по ночам, как дятел…». Мгновение спустя что-то больно ударило мальчика по носу. Ворча, он нехотя открыл глаза и увидел над собой темную листву толстенного дуба. Второй желудь (их бросала озорница белка) упал в ноги Птичкина. Мальчик долго, в недоумении округлив глаза (снится что ли?) оглядывался по сторонам. Его окружал густой вековой лес. Деревья были необыкновенно высокие, кряжистые. Трава густая и сочная. От всей этой буйной растительности шел первобытный аромат. Под деревом, где лежал Артем, был полумрак.
– Где я? Что происходит?
– Мяу-мяу!
– Васька! Это ты?
Птичкин увидел рыжего котенка, который гонялся за какой-то букашкой. Но та ему не давалась, и он от этого недовольно фыркал.
– Вася! Кис-кис-кис!
Липкий страх сменила радость. Теперь он не один в этом странном месте, рядом с ним его любимец.
Вася! Кис-кис! Иди ко мне, мой маленький.
– Большой нашелся! Мяу, – огрызнулся рыжий. – Видишь, я занята. И вообще я не Вася, а Василиса!
– Да? А я и не знал, что ты – она. И ты умеешь разговаривать, Василиса Премудрая? – удивился Артем. Его это озадачило даже больше, чем волшебный бор, в котором он оказался.
– Да, умею, мяу. Я еще и Прекрасная.
Немного успокоившись, мальчик почувствовал звериный голод.
– Чем бы подкрепиться? – подумал вслух Птичкин.
– Хочешь мышку поймаю? Я уже одной перекусила, – предложила Василиса.
– Тьфу, – в сердцах плюнул Артем. – Я мышей не ем, Васька!
– Не Васька, а Василиса, – поправила кошка. – А зря не ешь. Такой деликатес. Мяу!
– Кошачий, – уточнил мальчик.
– Да. Это одновременно и игрушка, и редкостного вкуса лакомство…
– Василиса перестань, а то меня стошнит, – умоляюще попросил Артем.
– Ладно, уж. Видишь желтые ягоды? Может, они съедобные?
Мяу-у!
Птичкин встал, отряхнулся и полез в колючие кусты. На игольчатых веточках росли ягоды размером с крупную сливу светло-янтарного оттенка. Отведав ягод, он сморщился. «Какая кислятина, будто лимон, и горчат, словно грейпфрут. Ну, хоть этим живот набить…».
Мальчик съел с десяток плодов. На желудке стало легче, но захотелось пить.
– Василиса, пошли воду искать. Пить очень хочется.
Они, осторожно пробираясь через густые заросли, направились на тихий, еле слышный плеск воды. Птичкин утолил жажду, но у него на удивление жутко разболелась голова. Сделает он шаг-другой и, кажется, вот-вот расколется она на две половины, а то и вообще взорвется, как бомба, и разлетится мелкими осколками в разные стороны.
– Мяу-у! А что это у тебя на голове, Артем?– удивилась Василиса, вытаращив глаза.
Артем, морщась и охая от боли, начал ощупывать макушку. Издав дикий вопль, он упал на колени и на четвереньках пополз к небольшой заводи ручья. Глянул в зеркало воды Птичкин и застонал. Он увидел на своей голове два рога, чем-то напоминающих бараньи…
– Ох-о-хо! Погиб я! Погиб! – запричитал баранорогий Птичкин – …Ох-х!
– Чего горланишь-то, захожий? – из дупла, поросшего бурым мхом, показалась сначала голова, а потом вылез маленький, сморщенный дедок с зеленой бородой до самых колен. Он, кряхтя, устроился на краю дупла.
– Пошто звал меня, захожий? Пошто поспать не даешь?
– Я вас не звал, дедушка! – Артем на мгновение забыл о головной боли и рогах.
– Звал, чужестранец, звал. Меня Охом зовут. Кто тут сейчас охал?
– А-а-а! – догадался мальчик. – А кто вы такой, дедушка?
– Я? Ты не знаешь, кто я? Я лесной царь Ох.
– Вот вас-то я и искал,– схитрил Птичкин,– Что это за лес? И что со мной происходит? Вот рога выросли…
– По порядку, захожий, по порядку. Лес этот принадлежит царству Берендея. Длина его тысяча полетов стрелы, ширина – пятьсот полетов стрелы.
– Ну и занесло меня… Имя Берендея знакомо. А рога?
– Ягоды Кикиморы ел?
– Желтые?
– Да!
– Ел.
– Вот тебе и ответ.
– Дедушка, а что же мне с ними делать?
– Отведай, захожий, ягод лешачья кровь.
– А какие они, уважаемый царь Ох?
– Красные, как светило на закате, а размером с Кикиморовы. А из леса тебя друг твой выведет, – дедок малыми и острыми глазками, скрытыми мохнатыми бровями, показал на Василису.
– Спасибо, уважаемый царь Ох! Дай Бог вам прожить еще сто лет!
– Насмешил. Я живу уже поболе тысячи и положено мне столько же. Иди, чужестранец, за своим зверьком. Прощай!
– Прощайте, дедушка Ох!
Птичкин с Василисой через час пути увидели высокое дерево с огненно-красными плодами. Василиса забралась на его макушку и стала сбрасывать ягоды. Артем, несмотря на ужасную головную боль и тяжесть рогов, ловил и тут же их поедал. Ягоды были необыкновенно вкусными с чудным ароматом. Мальчик для себя решил, что они чем-то похожи на плоды киви. Он съел несколько ягод и что-то громоздкое упало ему на левую ногу, отдавив мизинец. Оказывается, отпал один рог. За ним отвалился и второй. Птичкин почувствовал необычный прилив сил, бодрости. Чуть прихрамывая и блаженно улыбаясь, он послушно побрел за своей проводницей, как нитка за иголкой.
Когда стемнело, наши друзья увидели огонек, на который и взяли путь. Артем весь исцарапался, пробираясь среди кустов и деревьев. Кошку облепили диковинные репьи. Она тихо и жалобно мяукала, но шла вперед, время от времени, оглядываясь на своего хозяина, не отстает ли он.
Справа кто-то рычал, слева – гадко хихикал, от чего у Птичкина волосы вставали дыбом. Они вышли на небольшую поляну, на которой стояла низкая и ветхая хижина с одним маленьким подслеповатым и мутным окошечком.
Первой в избушку робко заглянула кошка. Немного погодя она окликнула Артема.
– Хозяин, иди сюда, мяу. Здесь светло.
В избе не было никакой мебели, только одна большая русская печь в углу, занимающая чуть ли не половину избушки. Не успели наши герои как следует осмотреться, как по лесу пошел дикий стук. Артем и Василиса быстро спрятались за печь. Только они схоронились, входит маленькая и кривенькая старушечка, в ее корявенькой ручке клюка с увеститую дубину. Откашлялась старушечка да как гаркнет:
– Сват Наум, жрать давай!
Только крикнула, появился стол в пол-избы, а на нем бочонок вина и трехпудовый жареный поросенок. Старушка принялась жадно есть. Так и прикончила всего поросенка и бочонок вина.
– Сват Наум! Убери остатки!
Стол исчез. Старушка три раза крякнула, три раза икнула и исчезла в темноте ночи. Мальчик с кошкой вышли из-за печи, набрались смелости и попросили:
– Сват Наум, покорми, пожалуйста, и нас!
– Чего вам, добрые люди, звери, подать?
– Если можно, то «сникерсы», – Птичкин, облизывая губы, стал загибать пальцы, – «марсы», бананы, ананасы, жвачку, мороженое…
– И «Вискас», мяу, – вмешалась Василиса.
– Э-эх! Нет у меня этого. Угощу тем, что есть. Появился стол, а на нем разные кушанья, закуски, заедки, напитки, запитки…
Сват Наум, будь добр, садись с нами. Вместе поужинаем, – предложил Артем.
Ответил ему невидимый сват:
– Благодарю, мальчик! Век я здесь служу – кости обглоданной никто не предложил, а ты меня за стол зовешь. Спасибо тебе!
Смотрят Артем и Василиса и удивляются: никого за столом нет, а закуски словно кто-то языком слизывает, вино и квас сами в чарку наливаются, прыг, прыг да прыг… и опустошаются.
Птичкин набросился на вареники с творогом и вишней, заедая их медовыми пряниками, запивая ядреным квасом. Василиса то рябчика разделывает, то карасей жареных в сметане запивает молоком. Наелись гости так, что их животы стали тугими, как барабаны, и улеглись на печь отдыхать.
– Спасибо, сват Наум, за угощение, – поблагодарили гости.
– Пожалуйста, дорогие мои.
– Сват Наум, покажись нам, пожалуйста!
– Нет, я невидим.
– Сват Наум, хочешь с нами быть?
– Я не прочь, вы добрые.
Так и порешили, что сват Наум с Артемом и Василисой пойдет. А пока, чтобы Птичкин и Василиса побыстрее заснули, невидимый начал наигрывать на гуслях и петь приятным голосом.

РАССКАЗКА ВТОРАЯ

Артема разбудила Василиса. Она легонечко била его лапкой по лицу – так она всегда будила по утрам своего хозяина дома. Полусонный мальчик, обнаружив себя на печи в темной избе с низкими потолками, а не в своей светлой и уютной комнатке, по соседству с заботливыми родителями, пустил горючую слезу. А может, слезы появились в его глазах оттого, что когда он проснулся и пытался привстать, то больно ударился головой о потолок.
– Не плачь, Тема. Мяу-у. Шишка заживет, и маму с папой мы найдем, – успокаивала его кошка.
– Что, друже, закручинился? Чьих родов, каких городов будешь? – подал голос сват Наум. – Может, я тебе чем помогу?
– Из райцентра мы, с Карасёвки… – ответила за Птичкина Василиса.
– Не слыхивал о таком граде-городе. Слыхивал о царстве Берендея и Долдона, о царе Афроне, а о Карасёвке не слышал.
– Надо бы подкрепиться, сват Наум, накрой, пожалуйста, стол, – попросила кошка.
– Будет сделано!
Через миг появился стол с блюдами и напитками, по хлебосольству не уступающий вчерашнему. Трое друзей позавтракали. Птичкин повеселел.
– Артем, тебе нужен молодецкий конь для дальней дороги. Да и одежку надо справить другую, больно ты не по-здешнему одет, – разговорился невидимый сват, выпив несколько чарок хмельного.
– Нет, я останусь в джинсах и замшевой куртке. А вот от коня молодецкого не откажусь, – подбоченясь, ответил мальчик.
Они вышли из избы. Солнце только-только начало вставать, забагрянились верхушки вековых дубов. Лес стал оживать – запели на разные голоса птицы, таинственно зашуршало в чащах…
– Сват Наум, ты здесь?
– Здесь, Артем, здесь. Гляди! – раздался звонкий хлопок и появился редкой красоты и стати белый конь в черных «яблоках». Он гарцевал, пускал из ноздрей клубы пара, косил черными глазищами.
«Что-то страшно к нему подходить. Еще лягнет или укусит», – подумал Птичкин.
– Сват Наум, а велосипед у тебя есть?
– Что за диковина?
– Ну, это как бы железный конь, – важно объяснил Артем.
– Нет, железного коня у меня нет. Есть осел, – догадавшись о страхах своего юного хозяина, отвечал невидимка.
– Покажите, пожалуйста, осла, – попросил Птичкин.
Опять что-то хлопнуло – конь исчез, а вместо него появился длинноухий осел, который зычно принялся кричать: - Иа-а - иа-а- иа-а!
Артем накормил его сочными капустными листьями и сахарной морковью. «Молодецкий конь» успокоился, примолк, и, как показалось мальчику, благодарно улыбнулся, обнажив белые ряды крупных зубов.
Друзья по еле различимой тропинке двинулись в путь. Василиса гоняясь за бабочками и кузнечиками, бежала впереди, а Артем ехал следом на осле. Сзади мальчика примостился легкий, как пух, сват Наум. Ехали они, ехали, приустали, решили передохнуть под толстым, раскидистым дубом. Плотно подкрепившись, прилегли вздремнуть. Артему не спалось. Он покусывал медовый стебелек травинки, когда заметил прибитую к дереву большую грубую доску. На ней несусветными каракулями было написано: «Проезжал тутова мужик болтанский, богатырь басурманский – одним махом тридцать богатырей сразу положил, а мелкой силы и счету нет».
Загорелся Птичкин, захотелось ему увидеть настоящего богатыря. Разбудил он своих друзей, и двинулись они дальше не по тропинке уже, а по дороге. По пути они встретили странника, калику перехожего. Был он оборван, нечёсан, немыт. В одной руке – ветхая сума, в другой – кривой посох.
– Вам случайно по дороге не попадался богатырь? – обратился к нему Артем.
– Проезжали недалече двое на лошадях. Один мужичонок плюгавенький, другой молодец-молодцом, – еле слышно ответил пересохшим ртом странник. Тяжело сглотнул, поморщился и спросил виновато:
– Нет ли у вас, мил человек, хоть глоточка воды? Со вчерашнего дня капли во рту не было.
– Сват Наум, – тихо сказал Птичкин, обернувшись назад,– набей, пожалуйста, котомку несчастному съестным, питьем и деньгами.
Не успел Артем обмолвиться, как странник крякнул и согнулся пополам под неожиданно отяжелевшей сумой.
– В котомке, уважаемый, вы найдете все, что вам нужно, и даже деньги…
Калика перехожий упал на колени и, восхваляя мальчика, стал бить поклоны.
Быстро проехав семь полетов стрелы, наши герои увидели впереди двух всадников. Один ехал на молодецком коне, другой – на понурой кляче. У первого были широкие крутые плечи, буйная грива волос, волнами спадающая на алый плащ. Сбоку приторочен огромный меч в золотых ножнах. У второго узкая, горбиком спинка, блестящая красная лысина и ржавый топор за линялым кушаком.
Артем догнал всадников и робко поинтересовался у обладателя меча:
– Что это вы, мужик болтанский, богатырь басурманский, с плюгавеньким мужичком едете?
– Тс-с! Молчи-и-и! – зашептал молодец и сделал страшные глаза.
Догадался Птичкин и спрашивает у плешивого:
– А не вы ли будете тем, кто одним махом тридцать богатырей положил, а мелкой силы и счету нет?
– Я!!! – гордо ответил тот.
– Не сердитесь, что мужичком плюгавеньким назвал.
– А ты кто будешь?
– Я – Артем. Артем Жар-Жарптицин!– выдохнул мальчик.
– Ну, вставай по левую руку, Жарптичкин. Будешь мне вторым младшим братом после Еруслана Лазаревича.
Еруслан Лазаревич от сказанного мужиком болтанским, богатырем басурманским заважничал, великодушно похлопал Артема по плечу своей тяжелой пятерней, подмигнул.
Ехали они ехали, помалкивали. Уж вечер наступил. Лес кончился, горы показались.
– А куда мы едем? – спросил Птичкин.
– А чёрт его знает! – беспечно ответил мужик болтанский, богатырь басурманский и поскреб ручонкой плешь.
– И я тоже не знаю, – раздалось сбоку. К ним тихо ковылял, прихрамывая, чёрт. Он держался за бок и охал. За ним, чуть в стороне, дрались еще двое козлоподобных – аж клочья во все стороны летели.
– Стойте окаянные! Из-за чего вы мордуетесь? – окликнул их мужик болтанский, богатырь басурманский.
– Да вишь, добр человек, три года назад помер у нас батько. Завещал он нам три чудные вещи: ковер-самолет, сапоги-скороходы да шапку-невидимку. Так мы их до сих пор поделить не можем.
– Эх вы, пустяки все это. Я вас рассужу. Будете рады.
– Рассуди нас, добр человек!
– Щас, с меньшими братьями посоветуюсь.
Собрались в круг названые братья и стали советоваться.
– А что если три стрелы пустить в разные стороны? Пусть ищут, – предложил Еруслан Лазаревич.
– Пусть по десятку мышей поймают, – вставила Василиса.
– Нет, пусть лучше каждый черт свое эхо поймает, – предложил Артем.
– И то дело! – обрадовался мужик болтанский, богатырь басурманский. – Итак, мы погутарили, а я решил, что задание будет такое, – важно повел речь владелец ржавого топора,– кто первый из вас поймает свое эхо за хвост и приволокет сюда, тот и возьмет ту вещь, которая ему больше по душе. Второй – вторую, третий – третью.
Черти понеслись в разные стороны, истошно горланя, свистя и гикая…
– Надо торопиться, а то с такой сноровкой они быстро словят каждый свое эхо, засуетился старший брат – мужик болтанский, богатырь басурманский.
Артем улыбнулся в ладошку, но промолчал. Названые братья погрузили на ковер-самолет своих четвероногих друзей, прихватили шапку-невидимку, сапоги-скороходы и поднялись высоко-высоко в небо.
«Какой ковер большой, – удивился Птичкин, паря над полями, лесами и долинами. – Весь наш класс поместился бы, да еще место осталось бы для игр и танцев».

РАССКАЗКА ТРЕТЬЯ

Переночевав в открытой степи у огня, названые братья плотно подкрепились и пустились в путь. Они летели над голубыми водами большого озера, когда заметили невдалеке парящий летучий корабль. Он огненно сверкал в лучах восходящего солнца золотыми бортами, стрелы серебряных мачт резали сочную синеву неба, алые шелковые паруса упруго наполнялись ветром.
Наши друзья познакомились с капитаном корабля. Им оказался простой, бедно одетый парубок. Звали его Ивасиком.
– Ивасик, а зачем к Берендею летишь? – поинтересовались названые братья.
– Он издал указ, кто построит летучий корабль, за того свою дочь отдаст. У царя их тринадцать. Угодишь – выберешь себе девицу по нраву.
– А нам с тобой можно? – спросил Еруслан Лазаревич.
– А че ж нельзя-то? Можно. Мне старичок, который помог построить это диво, наказывал брать всех, кто пожелает.
Названые братья со всем своим имуществом перебрались к Ивасику.
– Расскажи, Ивасик, про свой корабль, – попросил Еруслан Лазаревич.
– Я, добрые люди, шел на царский пир людей посмотреть – себя показать. И был у меня в суме кусок черствого хлеба да бутылка кислого молока. Притомился и присел на пень у дороги. Вдруг откуда ни возьмись появился немощный седой старичок, обратился он ко мне с такими словами:
– Угости, прохожий, чем Бог послал.
– Если вы, дедушка, не побрезгуете черствым хлебом и кислым молоком, то присаживайтесь рядом.
– Не побрезгую, – молвил он.
Достаю из сумы узелок, развязываю и глазам своим не верю. В узелке – каравай белого ароматного хлеба, а вместо молока кислого – наливка знатная. Потрапезничали мы с ним, старичок мне говорит:
– Хочешь быть Берендеевым зятем?
– А кто же не хочет?
– Ты, я вижу, человек добрый, помогу тебе смастерить летучий корабль.
Зашли мы в лес. Выбрал он дюжину дубов и говорит:
– Вот тебе котомка с волшебными инструментами. В полночь, когда старая сова крикнет три раза и пролетая над тобой закроет собой луну, скажи «Вон из сумки! Хочу летучий корабль».
Я так и поступил. Три дня и три ночи работал. К исходу третьих суток появился старичок и молвил:
– Ложись спать, а я отделку золотом и серебром закончу.
Просыпаюсь, гляжу и диву даюсь: такой красоты никогда не видывал.
– За что, дедушка, вы меня так одарили? – спрашиваю.
– До тебя три дюжины молодцов проходили тут, и знатные, и простые. Шли они к Берендею. Все они мне отказывали в крошке хлеба, в глотке воды. Ты был первым, кто приветил меня. Это тебе награда за сердечную щедрость. Будь с Богом,– сказал он и исчез.
К полудню наши друзья прилетели в столицу Берендеева царства. Прибыли аккурат к царскому пиру. Посреди двора столов с разными яствами видимо-невидимо понакрыто-понаставлено. Бочки с медом хмельным, вином зеленым, пивом и квасом пенным. Все есть, что душа пожелает. А людей тьма-тьмущая. Собрались со всех уголков, закутков: старцы и юноши, богачи и бедняки, люд убогий и увечный, как на ярмарку с балаганом.
Корабль лебедем опустился на двор перед царским дворцом. Из него вышли наши друзья и без лишних приглашений уселись за общий стол. Царь Берендей выглянул в окно и увидел чудо-корабль. Говорит своему слуге:
– Пойди узнай, что за люди прибыли, кто и откуда.
– Какой-то сброд, – доложил вернувшийся посыльный.
Не поверил Берендей и сам пошел.
– Кто за капитана, кто хозяин сей красоты, – спрашивает.
– Я буду, – отвечает Ивасик и встает из-за стола. Парубок он видный: рослый, лицом пригож, да только наряд бедноват – свитка – латка на латке, штаны на коленях порваны. Царь увидел такого молодца и стал волосы на себе рвать: «Одна из моих холеных дочек должна за такого голодранца замуж пойти?!».
Затужил Берендей. Сел за общий стол – чарку за чаркой принимает. Подбегает к нему кабацкая теребень в рваном кафтанишке:
– О чем царь Берендей думу думаешь, чего нос повесил?
– Поди прочь, кабацкая теребень!
– А вы меня не гоните, лучше золотой дайте, а за то я вас на ум наведу!
Дал Берендей золотой и поведал о своем горе.
– Дело нехитрое, – говорит сизоносый, – пусть воды живущей и целящей принесут, пока люди пируют.
Птичкин стоял рядом и все слышал (он был в шапке-невидимке). Побежал он к своим друзьям и все рассказал. Надел Еруслан Лазаревич сапоги–скороходы и, что есть духу, побежал за редкой водой.
Приходит царский слуга, чтобы задание Берендеево дать, а на палубе корабля уже бочонок воды целящей и живущей стоит. Снова загоревал царь. Опять подбегает к нему кабацкая теребень, просит золотой и подсказывает:
– Закажи босякам столы накрыть, да не хуже царских. Повеселел Берендей, руки потирает: «Где уж им, голи кабацкой, взять разносолов, как у меня. Попались голубчики…».
Разговор царя с теребенью кабацкой и на этот раз подслушал Артем и шепнул другу:
– Сват Наум, накрой столы, да побогаче, чем у Берендея.
Не успел просьбу закончить, как все недоедки и недопитки, что стояли перед пирующими, как метлой смело. Гости заохали, заахали. Кто-то начал креститься и поклоны бить. Раздался хлопок, подобно пушечному выстрелу, и легли на стол белые, как лебяжье крыло, скатерти, вышитые золотыми и серебряными нитями, а на них кушанья и напитки из дальних заморских стран, которые здесь редко пробуют, да и то по большим праздникам.
Совсем сник царь. Опозорился, можно сказать. Видеть никого не желает. Крадучись к нему подходит сизоносый советчик и, подобострастно юля, предлагает:
– Царь-батюшка, пусть парубок, что к тебе в зятья набивается, выведает, куда твои дочери по ночам ходят.
– А ты отколь это знаешь?
– Полцарства знает о ночных похождениях Берендеевых дочерей, а куда они ходят, никто не знает. Люди слышали, что каждое утро их башмачки все изодраны, видно, неблизкая дорога. Только у младшей дочери они целы. Знают люди, что каждый день шьется двенадцать пар новой обуви для царевен.
– Цыц! Молчать! Все знают, все знают,– передразнил Берендей кабацкую теребень. Тот виновато шмыгнул сизым носом и загнусавил:
– Эта загадка, царь-батюшка, не по ним. Не по ним.
Пришел царский слуга, задал новое задание. Ивасик сидит за столом – не ест, не пьет. Птичкин и другие названые братья успокаивают его:
– Как стемнеет, наденешь шапку-невидимку, - учит Артем. – Возьмемся мы с тобой за руки. Я стану то же невидимым. Пойдем в спальню царских дочек. Там все и узнаем.
Поднял голову Ивасик, улыбнулся и крепко сжал руку мальчику.
– Приглянулась мне младшая дочь Берендея. Мила моему сердцу, – вздохнул Ивасик.
Как только сгустились сумерки, Ивасик и Артем пошли в царские покои. Спрятались в спальне царевен за дубовый сундук серебром обитый. В самую полночь старшая из сестер тихо говорит остальным:
– Сестрицы, пора нам пойти.
Встали девушки, напудрились-нарумянились, надели свои лучшие наряды. Только младшая царевна осталась в постели – ее сестры сонными каплями опоили. Подошли царевны к стене, нажали на незаметный рычажок – перед ними открылся тайный ход. Стали девицы спускаться вниз, а за ними следом наши друзья в шапке-невидимке. Темно и сыро в лазе. Ступеньки скользкие, неровные. С низкого потолка паутина лохмотьями свисает, пауки мохнатые скалятся, укусить пытаются. Царевны каждую ночь спускались, поэтому знали каждую ступеньку наизусть, а наши герои в первый раз шли. Оступился Птичкин и случайно наступил на платье одной из царевен. Та испугалась и сказала остальным:
– Ах, сестрицы, меня словно сзади кто-то за платье дернул. Плохая примета – быть беде.
– Перестань, тебе вечно что-нибудь мерещится, – отвечали другие.
Долго-долго спускались, и вот наконец-то кончились ступени. Показался подземный сад. А в нем большие красного цвета колючки растут. Артем обломил одну колючку – весь сад зашумел, словно рок-группа тяжёлый метал заиграла.
– Ах! Сестрицы! – причитает та, которой на платье наступили, – беда будет!
– Престань! Это у заклятого царя музыка играет.
Заходят они во дворец-пещеру: стены черным мрамором и гранитом отделаны, факелы, освещая залы, угарно чадят, потрескивают, вся мебель из гробов сделана. Встречает гостей заклятый царь с придворными. Все они карлики-уродцы с большими ртами, из которых клыки торчат, с птичьими крючковатыми носами и маленькими красными глазками. Заклятый царь самый неказистый, самый уродливый.
Послышался скрежет – это музыка заиграла. Стали царевны плясать с придворными. До тех пор прыгали, пока башмачки в прах не изодрали. Велел царь уродцев вино гостям подавать в бокалах из человеческих черепов. Взял Ивасик один такой бокал, выплеснул его содержимое на пол, а чарку в карман спрятал.
Кончилось гульбище. Царские дочери попрощались с ухажерами, пообещав на следующую ночь снова прийти. Вернулись во дворец, разделись и, как ни в чем не бывало, улеглись спать. Утром вызывает Берендей Ивасика и спрашивает:
– Ну, так куда мои дочери по ночам ходят?
– В подземное царство к заклятому царю. Там всю ночь напролет гуляют.
Призывает царь дочерей и грозно спрашивает, где они были ночью.
– Спали мы, спали, – в один голос оправдываются царевны.
Ивасик же настаивает на своем.
– А чем он докажет? – Уверенно спрашивает старшая дочь Берендея.
Ивасик вынимает из торбы бокал-череп и красную колючку:
– Вот доказательство! – говорит.
Берендеевым дочерям ничего не оставалось делать, как сознаться в своих ночных похождениях. Слуги засыпали ход в подземное царство. Дочерей же своих Берендей стал в ежовых рукавицах держать. А парубка Ивасика женил на младшей дочери, той самой, которая приглянулась молодцу.
Был пир великий. Мужик болтанский, богатырь басурманский, Еруслан Лазаревич и Артем Жарптицин на почетных местах сидели, рядом с Берендеем и молодыми.

РАССКАЗКА ЧЕТВЕРТАЯ

Несколько раз всходило солнце, столько же раз закатывалось. Как-то к Берендею с окраины прискакал гонец. Не отдышавшись, пал на колени перед царем.
– Дурная весть, царь-батюшка! Собирается Змей Великий, Чудо-юдо поганое на нашу землю напасть, весь люд истребить, города и села огню предать.
Затужил Берендей, загоревал. Вышел тут Ивасик, поклонился тестю и говорит:
– Разреши мне, царь-батюшка, войско собирать, на Змея войной идти?
– Мы можем первыми выступить против Чуда-юда,– перебили его речь названые братья, – силу молодецкую испытаем, а вы пока готовьте войско к походу. Да и Ивасику сразу после свадебного стола на ратное поле идти – не по-людски как-то.
Так и порешили. Сердечно попрощались с Берендеем, с молодыми наши друзья, собрали свои пожитки, сели на ковер-самолет и полетели в сторону Змеева логова. Летели они весь белый день. К вечеру решили переночевать в маленькой деревеньке. Постучались в самый большой и богатый дом под черепицей. Вышел хозяин – сытый, краснолицый, пузатый мужик и отказал в ночлеге. Постучались названые братья в кривенькую избушку под соломенной крышей. Выглянул худенький мужичонка в порванной одежке и сказал:
– Заходите, добрые люди. Хлеб-соль найдем, воды в колодце наберем.
Достал мужичок все, что у него было. А было у него несколько корочек черствого хлеба и соли щепотка. Стоял кувшин без ручки с водой. Шепнул Птичкин свату Науму – раздался легкий хлопок и на скособоченном столе из плохо тесаных досок появились царские закуски и напитки. Наши друзья подкрепились и мужика с женой и сыновьями потчевали. Да еще и погреб всякой снедью набили.
– А кто это будет, что живет в хоромах? – поинтересовался мужик болтанский, богатырь басурманский.
– Брат это мой, – отвечал с горечью мужичок. – Как разбогател, так и забыл родство. Бог долго не давал ему детей. Недавно родился у него сын. Он когда-то обещал взять меня в кумовья. Но когда я пошел поздравить его с рождением наследника, посадил меня у порога. Всех, кто побогаче, угощает, потчует, чарку подносит, а меня будто бы и нет. Ничего не предлагает, сторонится меня. Так я с пустым животом и побрел домой. Обидно. Хоть и брат я ему родной, но с бедным он и знаться не желает.
– Мы же уже богатые. Клад у нас в лесу, – подала голос жена мужика.
– И то, правда, – подтвердил хозяин. – Мой козел клад нашел, когда я его в лесу пас. Да заберет у меня находку брат. Он ведь голова нашей деревни. Да и старуха про клад разболтала – полдеревни знает.
Шепнул что-то мужик болтанский, богатырь басурманский хозяину. Тот мотнул головой и велел женушке выйти козла покормить, да за конями молодецкими присмотреть.
– Братья мои младшие, что бы нам такое придумать, чтобы у нашего хлебосольного хозяина клад не забрали, – обратился он к Еруслану Лазаревичу и Артему Жарптицину.
Думали, думали и придумали. На следующий день по утру, с первыми петухами Еруслан Лазаревич с мешком пряников побежал в лес. Мужик болтанский, богатырь басурманский с полным кувшином вина зеленого поковылял к роднику, что струился за последней избой. Надо сказать, этот кувшин с вином был двойником того, который подал хозяин при встрече с колодезной водой. У него тоже была обломана ручка. Птичкин же, прихватив шапку-невидимку, пошел к речке.
Встала семья бедняка, позавтракала. Говорит мужичок своей жене:
– Иди-ка попаси козла в лесу. Там трава сочная, сладкая, а я чтой-то прихворал. Да корзинку возьми, может, грибов насобираешь.
Дал он ей корзину и кувшин пустой, чтобы воды в роднике набрала. Пошла старуха козла пасти. Только вошла в лес, а там на молоденьких дубках вместо желудей пряники медовые висят. Обрадовалась старуха и полную с верхом корзину пряников набрала. Попасла козла и собралась домой. Вдруг видит – крупная рыбина летит. Это Артем в шапке-невидимке пойманным в реке сомом подзадоривал ее. Смотрит старуха, что рыба низко летит, схватила первую попавшуюся палку и сбила ее. Идет она из леса, козла за собой волокет, тащит корзину с пряниками и сома огромного. Запыхалась, вспотела, еле дышит. Подходит к роднику. Поставила кувшинчик под его струю, Ждала, ждала, пока наполнится, да и задремала от усталости.
А рядом в кустах сидел мужик болтанский, богатырь басурманский с кувшином зеленого вина. Подкрался он тихонько и заменил кувшин с водой на свой. Проснулась старуха, хлебнула из кувшина и удивилась. Еще раз хлебнула – захмелела. Идет домой сама с собой разгваривает, песни поет, частушки скабрёзные…
– Чудеса! Пряники на дубах произрастают, рыба аки птица летает, а из родника вино течет. Чудеса!
Тем временем проходила она мимо дома деревенского головы – брата мужа. Услышала музыку, пение пьяное, подумала: «Видно, крестины сына празднуют».
А Птичкин рядом в шапке-невидимке шел и шепнул ей на ухо:
– То черти с ведьмами к богачу пожаловали. Шабаш у них.
Ахнула бабка, перекрестилась, и что есть прыти домой понеслась. Половину пряников по дороге растеряла.
На следующий день приходит к бедняку брат его богатый и спрашивает:
– Говорят, брательник, что ты клад нашел?– а сам в упор смотрит на бедняка, как тот себя поведет. Бедный искренне удивился:
– А кто говорит?
– Жена твоя на днях моей теще поведала.
– Да?
– Расскажи-ка жена, что с тобой вчера было, когда козла пасла.
Та взахлеб со всеми подробностями начала рассказывать о пряниках на дубах, о летающей рыбе, и вине из родника. А в конце добавила:
– Это случилось со мной вчера, когда у вас шабаш ведьм да чертей был.
Плюнул в сердцах богач, чертыхнулся и вон из избы. Но не поверил бедному брату, затаил недоброе.
Сидели как-то вечером наши друзья с хозяином за столом ужинали. Выпили по чарке, взял бедняк бандуру и начал наигрывать на ней. Названые братья песню затянули. Одну-другую спели. Третью начали, а тут из-под печи выскочили маленькие размером с мышь лохматые человечки. Глазки у них злые, зубки острые. Пляшут на полу и гадко пищат.
– Кто вы? – спрашивает бедняк.
– Мы злыдни, – отвечают человечки.
– Теперь понятно, почему меня нужда заела. Поймать бы их, посадить в бочку да в речке утопить.
Только сказал, они сразу же бросились под печь.
– Василиса! А ну давай, лови их, – крикнул Артем.
Кошка ловит, а друзья их в бочонок кидают. Когда бочка наполнилась злыднями, друзья крепко-накрепко закупорили ее.
– А что если нам эту бочку в лесу закопать, – предложил мужик болтанский, богатырь басурманский.
– А что? Это мысль,– поддержал хозяин.
Ночью укатили бочку со злыднями в лес и закопали в овражке. Утром бедняк поднялся со скамьи, на которой он всегда спал и первым делом говорит жене:
– Сегодня ночью пойду клад откапывать. Злато, серебро, камни-самоцветы в бочонке закупорены.
Днем старуха пошла на речку белье полоскать и рассказала деревенским бабам о том, куда и зачем муж ночью собирается.
Дошла эта весть до богатого брата. Как стемнело, спрятался он невдалеке от избушки бедняка и стал ждать, когда тот выйдет. Вот уж средина ночи. Темень, хоть глаз выколи. Лишь изредка кошачьим глазом луна из-за туч выглянет. Наконец, вышел бедняк из избы. В руках у него ржавая лопата, огляделся, перекрестился и побрел в лес. За ним следом брат. Дошел бедняк до заветного места, выкопал бочонок и довольно посмеивается:
– Ну, теперь я буду богаче своего брата.
Только вымолвил это мужик, сзади подскочил богач, сунул тряпку в рот бедняку, надел на голову мешок, связал накрепко руки-ноги и оставил дикому зверю на съедение. Бочонок же, пыхтя и отдуваясь, резво покатил к своим хоромам.
А Птичкин с братьями названными рядом на подстраховке были, они и освободили бедняка. Посмеялись от души и чуть в стороне выкопали еще один бочонок. Этот был побольше и потяжелее. Тихо покатили его к избушке под соломенной крышей.
А тем временем открыл богатый брат свой бочонок, а из него злыдни, как орехи из решета. Пищат, кусаются больно. По всему дому, по всем углам разбежались. А через день сгорел дом богатея со всеми пристройками – злыдни пляски устроили, игрища с огнем по поводу новоселья. Бедняку же братья названые с деревенскими мужиками новый дом срубили за три дня. И получился он не хуже, чем прежние хоромы богатого брата. У хлебосольного хозяина, кроме козла-кладоискателя, полный двор разной скотины и птицы завелся.

РАССКАЗКА ПЯТАЯ

С петухами названые братья начали собираться в путь-дорогу.
– Возьмите меня, люди добрые, на битву с Чудом-юдом поганым,– попросился младший сын мужика Иван.
– Куды тебе, дурню,– закричала мать.– Лежи на печи, грибы в лесу собирай, козла – нашего благодетеля паси. А меч вовсе не по тебе.
– Тошно мне, матушка, батюшка, братья родные, тутова. Крестьянский труд не по мне. Хочу мир посмотреть, себя показать, счастье свое попытать, – взмолился Иван.
– Сынок, братья твои старшие не просятся, а ты? – подал голос огорченный отец. Любил он младшего больше других сыновей. – Ратное дело тяжелее крестьянского.
– Я не боюсь ратного дела. Благословите меня, родители, в путь-дорогу, а то, может, уже и не свидимся.
Некуда деваться матери с отцом. Отпустили сына с благословением.
Мужик болтанский, богатырь басурманский, Еруслан Лазаревич, Артем Жарптицин и Иван-сын крестьянский со всем своим добром сели на ковер-самолет и полетели в край, где обитало Чудо-юдо.
Красное солнышко хоронилось уже за горизонт, радуя все живое малиново-сиреневым закатом, когда наши друзья решили спуститься на землю. Внизу они заметили небольшой городок. На его-то главную площадь они и приземлились.
Город оказался пустым – ни души. Только крысы стаями бегают под ногами – шасть, шасть, псы одичавшие воют да воронье чернокрылое кружится над головами. Половина домов сожжена, половина разрушена. На окраине городка, в овражке, поросшем густым сорняком, нашли братья названные землянку, а в ней древнюю-предревнюю старуху на холодной печи, укрытую ветхим овчинным тулупом. Прибрали друзья в землянке, проветрили ее. Накормили, напоили старую женщину и расспрашивать стали.
– Три дня назад, а может, с неделю, запамятовала, старая ведь, – говорит она, – напал на город отряд Змея Великого. Пожгли – порушили все, а людей кого убили, кого в плен увели. Мою землянку не заметили, вот так я и жива осталась.
По старушечьему лицу покатились слезы.
– Лучше бы меня увели или убили, а сыновей и внуков пощадили.
– Мы как раз, бабушка, собираемся на бой с Чудом-Юдом и его ратью.
– Не одолеть вам его. Уж больно он силен. Не одолеть. Мои внуки какие видные молодцы были, а все головы сложили в битве с ним. Правда, есть у меня старая книга. От бабушки досталась, а бабушке – от ее бабушки. Может, в ней написано, как одолеть ворога. Сама-то я неграмотная.
Согнувшись в три погибели и кряхтя, старушка еле-еле доковыляла до большого сундука, обитого позеленевшей медью и достала толстую, ветхую-преветхую книгу.
– Вот, люди добрые, – протянула она книгу друзьям.
Еруслан Лазаревич бережно принял книгу: – Тут на тарабарском написано, – стал он её бегло читать и переводить. Названые братья внимательно слушали. Иногда останавливали чтеца и просили повторить.
– На острове Буяне, на море – на океане, на поднебесной горе под трехсотлетним дубом есть пещера. В той пещере в давние времена спрятали меч-кладенец, – читал Еруслан Лазаревич.– В нем, мече– кладенце, огромная сила. Только этим мечом можно победить Змея Великого.
– Вот оно! – радостно воскликнул Артем. Разрешите, братья, мне отправиться за мечом-кладенцом!
– Мал еще! – хмуро бросил мужик болтанский, богатырь басурманский.
– Я возьму шапку-невидимку и сапоги скороходы, – не унимался Артем.
– А как ты найдешь остров Буян? – спросил Еруслан Лазаревич.
– Да как ты отыщешь остров? – почесав маковку, поинтересовался старший из названых братьев.
– Я помогу вам, люди добрые, подала голос хозяйка землянки. – Есть у меня волшебный клубок. Если его заговорить, то он приведет туда, куда попросишь.
– Вот есть волшебный клубок ниток, значит, я легко могу найти остров, – обрадовался мальчик.
– Ну что ж, отправляйся. Для тебя это будет настоящее богатырское крещение, – согласились братья названые.
Старушка, держа большой, размером с хороший арбуз, клубок над пламенем свечи, что-то тихо нашептала и протянула его Артему.
– Куда клубок будет катиться туда и ты, не отставай.
– Не беспокойтесь, бабушка, не отстану.
Чуть зарумянилось наливным яблоком небо на востоке, а Птичкин уже надел шапку-невидимку, обулся в сапоги-скороходы, посадил на плечо почти невесомого свата Наума, бросил наземь клубок и пустился за ним, что аж в ушах засвистело.
Добежал мальчик до моря-океана и увидел в синей дымке остров Буян. Но больно уж устал он. Решил передохнуть и подумать, что дальше делать. Ведь вода кругом, волны. Искупался, смыл с себя пот и пыль, перекусил немного и прилег под раскидистым вековым дубом. Задремал. Вдруг бах-тарарах! Открывает Артем глаза, а небо над ним сизо-черное. Огненные молнии прошивают тяжелые низкие тучи. А тут еще град пошел. Каждая градина с теннисный мячик. Прижался Птичкин к дереву, слышит жалобный писк. Поднял голову, посмотрел вверх - гнездо с большую корзину, а в нем желторотые птенцы. Бьет их град. Вот-вот конец им. Залез Артем на дуб и накрыл птенцов своей замшевою курткой.
Разогнал ветер хмурые тучи. Солнце улыбчивое выглянуло. Слышит Птичкин страшный крик. Глядь в небо, - к нему птица огромная, когтистая, ужасная обликом спускается. Благо шапку-невидимку успел натянуть.
– Где ты, человече?! Я птенцов своих тобой накормлю. Покажись! Все равно живым не уйдешь! – проскрежетала птица крючковатым клювом размером с львиную пасть.
– Не обижай его, матушка, – запищали птенцы. – Он жизнь нам спас.
– Спас жизнь?
– Да, матушка.
– Покажись, добрый человек. Я, Нагай-птица, одарю тебе златом-серебром, каменьями драгоценными.
Снял Артем шапку-невидимку.
– Спасибо, Нагай-птица, но не надо мне богатства. Лучше перенеси меня на остров Буян и обратно.
– Ну что ж, воля твоя.
Сел он на Нагай-птицу и полетел за мечом-кладенцом. Спустились они на остров. Ни души. Кругом одни камни. В центре гора, на ней дуб ветвистый, а под ним пещера. Полез Птичкин в нее. Темно. Зажег припасенный факел. Разглядел гранитную плиту. Отвалил ее кое-как, а там ход. Пошел ходом, смотрит – развилка. Один лаз слева, другой - справа. Подумал-подумал, почесал маковку и полез в левый лаз. Полз-полз на четвереньках, все ладони и колени в кровь стер. Наконец услышал голоса, жуткие крики и стоны. Чуть погодя увидел необозримую залу. Вдоль стен колья стоят, а на них черепа человеческие огнем горят. В центре котлы огромные с водой. Под них черти поленья подкладывают, огонь разводят. В глубине залы стоит кучка голых людей. Они стонут и плачут. Глядя на них, скалится и завывает чудище, похожее на огромную, размером со слона, жабу. Оно мерзкое и гадкое. Из углов безобразной, многозубой пасти слюна течет. Шесть глазищ, налитых кровью, голодно сверлят грешников. Чудище приковано золотыми цепями к стене. Если бы не цепи, оно бы бросилось на людей. Черти подогнали несчастных к котлам и стали одного за другим бросать в кипяток. Тут такой вой поднялся, что Артем подумал, что умрет от страха. Один голый дряхлый старичок в золотой короне стал ныть и упрашивать чертей:
– Не бросайте меня в котел, родные. Я же, как-никак, отец царя Долдона -13, и сам был царем Долдоном -12.
– А ты жалел простой люд, когда царем был? Жалел? – спрашивали черти.
– Пусть помогает дрова подтаскивать, – приказал главный черт, – все равно с него, дохляка, никакого навара не будет.
Стали черти на бывшем царе связки дров возить, палками старика погонять. Лупцуют почем зря. Он вопит, стонет, падает:
– Нет уж, родимые, лучше в котел.
Взмок от увиденного мальчик.
– Это мы на том свете, – подал голос сват Наум. – Чудищу скармливают несчастных.
Бросился Птичкин вон обратно. Добрался до развилки, перевел дух и нырнул в правый лаз.
Вышел Артем из пещеры с мечом-кладенцом в руках. А еще он прихватил алую рубаху, что была в том же ларце где и меч. Рубаху тут же надел на себя. Мальчика била дрожь от увиденного и пещерной сырости. Куртку же он свою оставил в гнезде Нагай-птицы.
– Меч как меч, – подумал Артем. – Ничем от других не отличается.
Перенесла мальчика Нагай-птица с острова на большую землю.
– Спасибо, Нагай-птица, выручила ты меня,– поблагодарил Артем. – Дальше я сам.– Посмотрел на свои ноги, а сапог-скороходов нет. «Потерял, пока по пещерам лазил. Они мне были великоваты. Что ж делать? Как добираться?»
Увидела птица, что спаситель ее птенцов чем-то огорчен, и спрашивает:
– Что случилось? Могу ли я чем-то помочь тебе?
– Потерял я сапоги-скороходы. Ни донесешь ли ты меня к моим братьям названым?
Полетели они. Нагай-птица зорко смотрит вниз, нить красную путеводную высматривает.
– Не могу я так долго лететь, ни перекусив,– говорит она. – Надо бы остановиться, поохотиться.
– Сват Наум, будь добр, сообрази что-нибудь мясное, – шепнул Артем.
Раз, и в руке Артема кусок отборного окорока. Покормил он птицу на лету. Летят дальше. Несколько раз пришлось «заправлять» птицу. Вот показался вдали городок.
– Ну, все, Артем, дальше я не могу,– говорит Нагай-птица.
Спустились на землю. Попрощались. Понесся мальчик по направлению, которое указывала путеводная нить. Так и добрался до окраины города. Вдруг слышит топот конский. Надел шапку-невидимку, притаился. Мимо проскакали черные всадники на черных конях. Уроды какие-то, на людей не похожие. Из спутанных длинных волос нелюдей рога торчат. Пыль несусветную до самого солнца подняли.
– Должно быть, Чудо-юдово войско, – решил Птичкин. Шапку-невидимку снял, вышел из укрытия и нос к носу столкнулся с тремя «рогатыми». Один из них при виде Артема дико завопил и метнул в мальчика увесистое копье с конским хвостом на наконечнике. Оно летело какой-то миг, но Артем успел подумать: «Вот и конец мне!», но копье ударилось в грудь мальчика и отскочило. Артем даже боли не почувствовал. «Должно быть, рубаха-то непростая», – мелькнуло в голове у Птичкина. Для острастки он махнул мечом, глаза же, с перепугу, зажмурил. Когда он их открыл, то увидел трех обезглавленных врагов. При виде крови ему стало плохо. Так он до самой землянки брел и ревмя ревел, размазывая слезы на грязном от пыли лице…
– Ты же извел трех наших недругов, – успокаивал Артема Еруслан Лазаревич, когда мальчик вернулся к своим друзьям. – Не плачь, тремя злодеями на земле стало меньше. Это было твое боевое крещение. Теперь ты настоящий богатырь. А за сапоги-скороходы не тужи. Зато теперь у нас меч-кладенец есть и рубаха чудесная.

РАССКАЗКА ШЕСТАЯ

После недолгого полета на ковре-самолете над дремучим лесом названые братья остановились на ночлег у Бабы Яги в избушке на курьих ножках, что стояла недалеко от реки Смородины, Калинового моста.
– Хрычовка, а в каком ты родстве будешь с Чудом-юдом? – поинтересовался мужик болтанский, богатырь басурманский. – Я знаю, что вся нечисть в каком-то, пусть далеком, но родстве.
– Он мой троюродный племянник, но я с ним, люди добрые, давно не якшаюсь, – ответила Яга, показав единственный смоленый клык во рту.
– А человечинку любишь? – не унимался старший названый брат.
– Раньше милок, был грех, а тепереча ягодками да грибочками угощаюсь. Старая больно для мяса. Мне уже пятьсот лет минуло.
Перекусили названые братья, Ягу покормили. Все заметили, как она жадно уплетала жареный бараний бок.
– Добры молодцы, может, вам баньку протопить? – предложила старая.
– Натопи, если прыть еще в теле есть, – ответили друзья.
Дружина уже разделась, хотела помыться, попариться, но Иван-крестьянский сын отпил глоток воды из огромного чугунного чана, что стоял на печи, и засомневался.
– Вкус воды какой-то странный. Попробуйте, – предложил он названым братьям.
Еруслан Лазаревич лизнул воду языком, округлил глаза.
– А бабулька не так уж невинна, как хочет показаться. Это мертвая вода. Если пить или мыться ею здоровому человеку, силу потеряешь, меч не поднимешь.
Друзья призадумались, посидели в баньке положенное время и вышли, так и не помывшись.
– Хрычовка, а не знаешь ли ты, где логово Чудо-юдово? Когда и где он пойдет ратью своей на землю Берендееву? – поинтересовался мужик болтанский, богатырь басурманский.
– Откель мне, милок, знать, – тихо прошамкала Яга большим до ушей ртом, суетливо приглаживая седую паклю волос на голове.
Пока старшие названые братья говорили с Ягой, Иван с Артемом побежали на речку Смородину искупаться, пыль дорожную смыть.
Вечерело. Иван плескался в прогретой за день речной воде. Артем же, после купания, растянулся на песчаном берегу. Тут Птичкин случайно и услышал разговор старых воронов, присевших рядом на дуб.
– Кар-кар. Этой ночью через Калинов мост войско Чудо-юдово пройдет. Если раньше он делал небольшие набеги, то теперь все царство Берендеево хочет покорить, – сказал один.
– Кар-кар. Я это тоже слышал, – ответил другой. – Говорят, что сила рати Чуда-юда в их рогах. Что если отбить рог воину, он потеряет почти всю свою силу. С ним тогда и младенец справится.
– Да, это правда, – подтвердил первый ворон.
Тут на берег выскочил Иван. Он шумно фыркал, отдувался и тем самым спугнул птиц. Они поднялись с дерева и улетели. Артем рассказал услышанное названым братьям. Яга была тут же и все слышала. Она не по-стариковски встрепенулась, заверещала:
– Не побить вам даже одного воина Чудо-юдова, не говоря уже о самом Змее Великом.
– Это что, благодаря баньке с мертвой водой? – спокойно спросил Еруслан Лазаревич.
– Да-да! – завизжала она.
– Давайте ее, братцы, к хвостам двух коней за ноги привяжем. Лошадок раззадорим и в дикое поле пустим. С ведьмами всегда так поступали.
Только Иван хотел было схватить старую, а она завертелась на месте и в черную кошку обратилась. Василиса кинулась на Ягу в кошачьем обличии, та дико заорала, ощетинилась, блеснула огненно-желтыми глазами и скок из избушки. Там снова приняла человеческий облик, вскочила на метлу и полетела в ночную темень, хрипло и истерично хохоча.
Наступила ночь. Полную кроваво-багровую луну закрыла огромная в полнеба туча. Дальше пяти шагов ничего не было видно.
Иван-крестьянский сын надел чудесную рубаху, взял меч-кладенец. Птичкин натянул на голову шапку-невидимку. Они пытались разбудить старших названых братьев. Те, похрапывая, спали богатырским сном. Видно, ведьма, когда Артем с Иваном купались в реке, напоила их вином с сонным зельем.
Вдруг на реке вода забурлила, черные вороны с дубов в небо поднялись. Иван и Артем услышали шум, бряцания металла. Выскочили они, глядь, а по мосту пешие рогатые идут. Факелы в руках потрескивают, дымят. Освещают ни то волчьи, ни то кабаньи морды. Тьма-тьмущая нечисти на противоположном берегу. Войско их копьями, как еж рассерженный иголками, ощетинилось. Выскочил Иван на мост и стал их рубить от души. Направо махнет мечом – дорога, налево – тропа. Только головы и сыпятся с плеч, как арбузы с переполненного воза. Но рогатые упрямо напирают – напирают на Ивана. Артем подобрал меч и стал им рога сбивать нелюдям. Благо они его не видят – он в шапке-невидимке. Стали слуги Чудо-юдовы терять силы. Иван в наступление пошел. Бил-бил до восхода солнца. Перебил всю пешую дружину Чудо-юдову. Только одного оставил живым, чтобы он сообщил Змею весть о поражении. Передали с воином, чтобы, мол, сам Змей выходил биться, а не прятался за спины своей дружины.
Весь день названые братья готовились к предстоящему бою. Сделали два больших упругих лука и две тысячи стрел. Артем же смастерил себе крепкую рогатку и камешков для нее у реки насобирал. Пошло время к полночи. Вода в реке забурлила, черные вороны с дубов черной тучей в небо поднялись. Услышали названные братья конский топот, лязганье оружия, крики зловещие.
Оседлал Еруслан Лазаревич своего богатырского коня, в рубаху чудесную облачился, меч-кладенец из ножен вытащил. На середине Калинового моста столкнулся с конницей Змея. Сечет мечом – только головы вражеские летят. А Иван-крестянский сын и мужик болтанский, богатырь басурманский залезли на дуб высокий и стрелами острыми злодеев косят. Птичкин же в шапке-невидимке на перилах моста сидит и из рогатки стреляет, рога нелюдям сбивает. Близко не подходит, а то еще кони затопчут.
Посветлело небо на востоке – только один всадник рогатый уцелел. Отпустили его к Чуду-юду с вестью дурною. Передали Змею с гонцом, чтобы сам на бой выходил.
Ждали-ждали названые братья ночи и не заметили, как задремали. Очень устали они после боя. В полночь земля задрожала. Буря поднялась. Вода реки Смородины выходить из берегов начала. На дубах орлы хищно закричали. Вороны черной тучей поднялись в небо, испуганно загалдели.
Пробудился от ужасного шума только мужик болтанский, богатырь басурманский. Он спал чутко. Старший названый брат, торопясь на бой, не разбудил своих друзей. Не надел рубахи чудесной и про меч-кладенец забыл. Выскочил в нижнем белье с топором своим ржавым.
Выехал на коне Чудо-юдо, Змей Великий двенадцатиголовый на мост Калинов – тот от его тяжести заскрипел. Все двенадцать голов свистят, пышат огнем жарким. Увидело Чудо-юдо мужика болтанского, богатыря басурманского, гадливо сморщилось всеми двенадцатью мордами, словно дюжину гнилых яблок проглотило, хмыкнуло и небрежно спросило:
– Не ты ли, комар плюгавый, собираешься со мной силой меряться, мою храбрость пробовать? Лапотник!
Пока Великий Змей хвалился и ругал соперника, старший брат подтянул исподние штаны, подскочил к Чуду-юду и отсек одним ударом топора две головы. Змей опешил. Он не ожидал такой прыти. Пока он удивлялся мужик болтанский, богатырь басурманский снес еще одну голову. Чудо-юдо обдало богатыря испепеляющим огнем и играючи щелкнуло хвостом. Мужик болтанский, богатырь басурманский от Змеева удара поднялся в воздух и упал на избушку на куриных ножках. Крыша не выдержала, проломилась, и бездыханный богатырь рухнул на своих друзей. А Змей тем временем подхватил три отрубленные головы и к шеям приставил, опять стал двенадцатиголовым.
Выскочили братья из избушки. Иван рубаху надел, меч схватил и кинулся на Змея Великого. Отрубит богатырь голову-другую, а Чудо-юдо поднимает их и огненным пальцем ставит на место. Иван-крестьянский сын уже кровавым потом обливается, а у Змея по-прежнему двенадцать голов. Подкрался Артем в шапке-невидимке к Змею и отсек топором старшего брата огненный палец. Дело пошло на лад. А тут еще Еруслан Лазаревич сел на ковер-самолет с чаном мертвой воды. Летает над Чудом-Юдом и поливает его. Тот стал слабеть на глазах… Семь голов у чудища осталось, но оно успело поджечь ковер-самолет с Ерусланом Лазаревичем. Упал богатырь в речку Смородину, освежился, сил у него прибавилось. Выбрался на берег, выхватил у еле-еле стоявшего, почерневшего от усталости и пыли Ивана меч-кладенец и играючи отсек оставшиеся головы у сникшего злодея.
Солнце проснулось. Подниматься стало в синеву утреннего неба. Запели мирные птицы, звери зашуршали в чащах, рыбы заплескались в речке Смородине.